проданы в рабство. Турки, не опасаясь более за свой тыл, направят огромную армию к границам России и нанесут ей сокрушительный удар…

Кропачек спрятал копию текста договора за подкладку камзола, надел треуголку, взял трость и вышел из ратуши. Время было обеденное. По своему обыкновению он направился в сторону пивной Греты Эберхард. Его маршрут хорошо изучили солдаты, которые патрулировали главную деревенскую улицу. Они приветствовали чиновника, вскидывая ружья «на караул». Канцелярист, человек сугубо штатский, отвечал им: «Д-добрый д-день, господа!»

Глухонемой слуга Лоры-Греты, детина высокого роста и могучего телосложения, распахнул перед ним дверь заведения. В зале царила прохлада и легкий полумрак. Леонард Клебек уже занимал место за столом у окна и пил пиво из стеклянной кружки. Кропачек ему вежливо кивнул. Хозяйка, улыбаясь, вышла навстречу постоянному посетителю. Обед для него всегда накрывали в одном и том же месте — недалеко от винтовой лестницы, поближе к входу на кухню. Пока молодая женщина хлопотала вокруг него, канцелярист успел шепнуть ей про новые бумаги.

Потом под пристальным взглядом майора они поднялись наверх. Конфиденциальные разговоры происходили обычно в маленькой комнатке с окном. Сын пивовара передал Лоре-Грете копию договора. Она тут же прочитала его и спокойно сказала:

— Да, любезный Януш, сие весьма интересно. Наконец-то они пришли к соглашению.

— Но с к-каким трудом, л-любезная Лора! — он рассмеялся.

— А вы уверены, что документ будет подписан именно в таком виде?

— Уверен. Обратите в-внимание: все п-предварительные визы по н-нему уже собраны. Я их д-даже воспроизвел. Вот здесь, с-сбоку.

— Как-то сомнительно. Неужели австрийцы разорвут традиционные союзные отношения с русскими? — спросила она.

— Р-революция в Бельгии с-страшнее.

— Возможно, вы правы, — Флора вытащила из комода ящик и достала оттуда кожаный мешочек с золотыми монетами.

— Текст д-договора, — заметил Кропачек, — более ценная в-вещь, чем протоколы з-заседаний.

— Согласна с вами, любезный Януш. Назовите вашу сумму.

— Сто д-дукатов! — рубанул чех с плеча, не очень-то веря, что у нее есть такие деньги.

— Считайте, — курская дворянка подала ему мешочек с монетами. — Здесь пятьдесят дукатов. Сейчас достану еще один. Итого будет — сто. Давайте вашу копию, но прежде напишите на ней: «С подлинным верно. Януш Кропачек» — и поставьте сегодняшнюю дату.

— Т-тогда я могу п-пострадать! — заупрямился канцелярист.

— Отчего же, любезный Януш? — она улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой. — Предположим, копию у вас выкрали. Ведь в Рейхенбахе теперь полно шпионов… Или деньги вам не нужны?

— Н-нужны! — буркнул он и высыпал из мешочка монеты на комод.

Анастасия терпеливо ждала. Кропачек, не спеша, считал монеты, составлял их в столбики по десять штук, каждый столбик аккуратно заворачивал в бумагу и затем укладывал в какой-нибудь из внутренних карманов в камзоле или кафтане. Только после этого он поставил нужную надпись на документе. Затем они спустились обратно в зал. Там Аржанова предложила своему конфиденту рюмку анисовой настойки бесплатно, так сказать, в ознаменование удачной сделки. Сын пивовара не отказался. Он выпил настойку с удовольствием, громко сказал: «Д-до завтра, м-милая Грета!» — и покинул заведение.

Канцеляристу и в голову не пришло, что красавицу он больше никогда не увидит. Наоборот, теперь их сотрудничество он находил чрезвычайно выгодным, хотя и немного опасным. Международная конференция продолжалась. Подписание трех следующих конвенций при этаком щедром денежном подходе сулило ему немалые барыши. Дом будет не только достроен, но и шикарно меблирован. Чех уже мечтал о гарнитуре из орехового дерева с гобеленовой обивкой.

Глядя ему вслед, курская дворянка с трудом удерживалась от того, чтобы не пуститься в пляс, не запеть какую-нибудь разудалую русскую песню, не закричать во весь голос: «Ура!» Тяжкая ее служба в пивнушке сегодня закончится. Дальше — горы, лес, река, свобода.

Правда, до полного торжества далеко. Бесценный текст австро-турецкого соглашения с секретным пунктом, неопровержимо свидетельствующим о подлом предательстве австрияков, требуется поскорее доставить из силезской глуши в Россию. Но в первую очередь — генерал-аншефу графу Суворову-Рымникскому, дабы вовремя вывести из-под удара его двенадцатитысячную дивизию.

Наверное, что-то необычное все же мелькнуло в глазах Флоры, потому как командир батальона, оставив недопитое пиво на столе, вдруг подошел к стойке и спросил:

— Чему вы радуетесь, Грета?

— Хорошей погоде, господин майор, — смеясь, ответила она.

— Если у вас замечательное настроение, то предлагаю прогулку по роще. Там сейчас чудесно.

— Нет, господин майор. Обед и послеобеденное время — «час пик» в моем заведении. Надо работать.

— А вечером?

— Вечером надо отдыхать.

— Мы можем отдохнуть вместе.

— Не в первый раз вы делаете мне подобное предложение, господин майор. Однако я не люблю отдыхать в компании с малознакомыми людьми и снова отвечу вам: «нет».

— Значит, по вечерам вы свободны? — спросил Клебек, глядя на нее с каким-то особенным выражением.

— Конечно, свободна, — небрежно сказала курская дворянка, не придав значения ни его вопросу, ни его взгляду. Мысли ее были заняты другим. Отход из Рейхенбаха они готовили давно и тщательно, обдумав множество разных деталей. Этот план легкостью и простотой не отличался, и теперь следовало осуществить его совершенно безукоризненно, дабы раньше времени не вызвать подозрений, не спровоцировать погоню…

Вытолкав последнего посетителя — пьяного вдрызг прапорщика австрийского батальона, Ермилов закрыл двери пивной изнутри на балку. Кухарка и посудомойка ушли час назад. Глафира отпустила их и стала раскладывать по холщевым торбам провизию на дорогу: хлеб, сухари, сыр, вяленое мясо, ветчину. Николай и Якоб-Георг возились на конюшне с верховыми и вьючными лошадьми. Они оборачивали им копыта, металлические части поводьев и стремена кусками фланели для звуковой изоляции. Как ни жалел Николай новенькую повозку, Анастасия приказала оставить ее в Рейхенбахе и взять только лошадей.

Сама Аржанова в своей маленькой комнатке на втором этаже упаковывала в специальную плоскую суму из лайковой кожи листы с текстом договора и некоторые донесения Кропачека. Сума, снабженная ремнями и пряжками, плотно пристегивалась к телу на животе. Но тогда для маскировки полагался мужской костюм. Предметы его, вычищенные и выглаженные Глафирой заранее, висели на спинках двух колченогих стульев.

Княжеские украшения из золота с бриллиантами и без оных еще днем из ларца перекочевали в широкий кожаный пояс с нашитыми внутри гнездами. Его изготовил на досуге сержант Ермилов. Он неплохо владел сапожным ремеслом и повсюду возил за собой коробку, где лежали у него шило, толстые «цыганские» иголки, мотки дратвы, куски воска и смолы.

Вдруг в одиннадцатом часу вечера раздался громкий стук в дверь и требовательные мужские голоса. Ермилов находился в зале пивной, слабо освещенном несколькими свечами. Разумеется, он не смог понять, что требуют пришельцы за дверью, и бросился наверх за княгиней Мещерской. К счастью, она не успела переодеться, схватила фонарь, бегом спустилась по винтовой лестнице и подошла к двери.