у меня в руках, но ускользаешь в единый миг или рассыпаешься пеной…

— Рано мне еще становиться пеной морской, — улыбнулась я. — Слишком много всего нужно сделать!

20

Не могу описать, что приключилось с нашими домочадцами при виде Эрвина, живого и здорового… Помню, Анна кинулась обнимать его, плача навзрыд и совсем позабыв о том, что он принц, а она всего лишь служанка. Старая Мари чуть не лишилась чувств, а Берта все качала и качала головой, то неверяще глядя на Эрвина, то с заметной опаской — на меня. Ганс — и тот прослезился и долго жал руку своему господину — ту самую, правую, будто не мог поверить, что нет больше крыла, что Эрвин снова может держать оружие…

Вот только Селеста как будто не обрадовалась. Вернее, ахнула от неожиданности со всеми вместе, сердечно обняла меня и дала себя обнять Эрвину, но… настоящей радости в ее глазах не было, и я прекрасно понимала почему. Эрвин вернулся, а Герхард — нет, и я ничем не могла помочь, я не знала, как вызвать остальных братьев из пустоты, в которую они угодили. И, я полагала, даже ведьма этого не знает!

Селесте же больно было смотреть на то, как Эрвин берет меня за руку, как целует и улыбается… Она завидовала, пусть и по-доброму, ведь мы успели с нею сдружиться и стали друг другу назваными сестрами, но зависть — такое чувство… Никогда не угадаешь, во что оно может превратиться.

— Какая ты счастливая, — с горечью говорила мне Селеста, когда мы оставались наедине. — Я бы все отдала, только бы вернуть Герхарда, я бы пошла за ним по дну морскому, но… Я не умею, научи меня!

— Ты не русалка, — раз за разом повторяла я, — ты не сможешь спеть призыв. Но ты можешь просто звать и звать мужа, может быть, он услышит?

— А никак не получится выпросить у морской ведьмы голос русалки? — спросила вдруг Селеста. — Ведь если она могла забрать его у тебя в обмен на человеческие ноги, неужели не сможет дать мне такой же? Я бы ничего не пожалела, клянусь!

— Ты настолько любишь Герхарда? — спросила я так же, как когда-то озадачила меня вопросом морская ведьма, и Селеста осеклась. — Когда ты успела полюбить его? Вы ведь женаты не так уж давно.

— Я не знаю, — после долгого молчания произнесла она. — В самом деле, Марлин, не знаю… Я…

— Говори, — подбодрила я, — если ты разберешься в этом, то, кто знает, вдруг догадаешься, как позвать мужа назад?

— Ты ведь понимаешь, как вышло, что я стала его женой? — негромко сказала Селеста после долгой паузы.

— Еще бы я об этом позабыла, — невесело вздохнула я. — Ты сказала, что увидела его на похоронах Клауса.

— Да, верно. Я ведь должна была отбыть домой после церемонии, но как-то так вышло, что Герхард посмотрел на меня, а я — на него. Помню, первое, о чем я подумала, было «до чего же он похож на Клауса!», — проговорила Селеста, — а потом: «о чем это я, ничего общего в них нет, кроме внешности».

— Я точно так же подумала об Эрвине, — улыбнулась я. — Братья схожи лицами, но не характерами.

— Именно так. Герхард младше Клауса, но он показался мне намного спокойнее и рассудительнее, правда, только поначалу. На самом деле у него огненный нрав, просто он хорошо умеет держать себя в руках. А тогда… — Она помолчала, потом продолжила: — Герхард принес мне соболезнования, как полагалось, а я ему, а потом я и опомниться не успела, как оказалась замужем. Отец не стал тянуть, решил, видимо, что один брат ничем не хуже другого.

Я кивнула.

— Ты знаешь, наверно, Герхард овдовел меньше чем через месяц после женитьбы…

— Эрвин упоминал об этом, но в подробности не вдавался.

— Вот и Герхард не желал говорить об этом и, похоже, запретил всей челяди даже упоминать о его первой супруге, — сказала Селеста, — да только я тоже упряма и понемногу выяснила, что с нею приключилось.

— И что же? — насторожилась я.

— Она… ее звали Элина, красивое имя, правда?

Я кивнула.

— Элина была моей ровесницей, — продолжила Селеста, бездумно заплетая косички на бахроме покрывала. — И точно так же воспитывалась в обители, только не здешней, она ведь была родом из другой страны. Нравы в той обители царили самые суровые, зато девушки получали прекрасное образование, были безупречно воспитанны и умели вести хозяйство куда как лучше меня-бездельницы…

— Неужто Герхард тебя этим попрекал? — не удержалась я.

— Что ты! — воскликнула она. — Он сказал, что у него достаточно челяди, экономов и управляющих, чтобы мне не приходилось утруждаться и скучать за какой-то цифирью. Я тогда заявила, что это никуда не годится и я должна во всем разобраться, чтобы не хлопать глазами, как дурочка, если речь у гостей вдруг зайдет о видах на урожай или о торговле каким-то товаром.

— А он?

— Он засмеялся и ответил, что я могу делать все, что мне заблагорассудится, позвал старшего управляющего и велел ему отвечать на любые мои вопросы. И, знаешь, довольно скоро я более-менее вникла в суть, — вздохнула Селеста. — Конечно, в обители объясняли только самые азы, а в разных краях и дела ведут по-разному. Но если есть основа, к ней можно приколотить что угодно. Так, кажется, тут говорят?

— Бывает, говорят, — кивнула я. — Но ты начала говорить об Элине.

— Да… — Она посмотрела в сторону. — Тот управляющий сказал, она тоже старалась разобраться во всем, и это выходило у нее лучше и быстрее, чем у меня. Говорю же, в обители я отлынивала от скучных занятий! Но дело не в этом…

— А в чем же? Скажи толком!

Селеста снова вздохнула.

— Не знаю, поверишь ты или нет, но девушки из знатных семей зачастую не имеют никакого понятия о супружеском долге…

— Отчего же, поверю, — улыбнулась я. — А ты?..

— Матушка осторожно рассказала мне о том, что между мужем и женой нечто происходит, но не вдавалась в подробности, — улыбнулась она. — Конечно, мне стало любопытно, а поскольку у меня есть замужние кузины, то какое-никакое представление я получила.

— И, надо думать, пришла в ужас?

— Не то чтобы в ужас, просто… — Она развела руками, — сложно было представить, как совсем чужой человек будет тебя обнимать и даже более того… Но, как сказала матушка, долг есть долг, придется перетерпеть, такова уж наша женская доля.

— И как у тебя обстоят дела с терпением? — поинтересовалась я, решив, что если братья и впрямь похожи, то Герхард,