От птичьих криков у Сарады разболелась голова, да еще от Суйгецу. Как ни рассказывал, что идти с ними ему нет смысла, а все равно плелся следом и щебетал. Меч он искать будет. Система у них, видите ли, мечников великих, передачи этих мечей.

Ну и ищи свой меч, шаннаро! Сколько можно трепаться?

Мост закончился. Начался город. Улицы здесь были людные, в толпе стало тесно. Суйгецу случайно столкнулся плечом с прохожим в вязанной шапочке, и на него обрушился поток отборной портовой брани.

Сарада схватилась за голову. Ее тошнило от этой жары, болтовни и ругани. Еще драки им сейчас не хватало. Но Саске схватил Суйгецу за руку, а на буйного прохожего бросил лишь один косой взгляд, и тот, заикаясь и бормоча какую-то несуразицу, поспешил затеряться в толпе.

— А ты умен, Саске, — сладенько шепнул Суйгецу. — Помешал моей мести? И как теперь будешь за это расплачиваться?

Саске проигнорировал его и просто отпустил руку. Взглянул на Сараду. Нахмурился.

— Ты как?

Сарада зачесала растопыренными пальцами челку до самой макушки, и волосы снова соскользнули на лицо.

— Голова болит.

Саске задумался.

— Остановимся в гостинице.

— Эй, Саске-е! Ты не ответил! — не отставал Суйгецу.

— Заткнись, — огрызнулась Сарада.

В номере гостиницы под скошенным потолком было прохладно и в меру убрано. Суйгецу остался внизу поглощать тонны йогурта, которыми Саске «откупался» за то, что «помешал его мести», а Сарада с наслаждением растянулась на кровати в полной тишине и покое.

Саске закрыл дверь и остановился над кроватью.

— Лучше?

Сарада прищурилась.

— Ты непривычно заботлив. На тебя не похоже.

— У тебя тоже голова не болит, как правило.

— Ты это к чему?

— Орочимару.

— Что «Орочимару»?

— Если я правильно понял, ты поглотила его измерение для ритуала перерождения. В таком случае теперь ты носишь в себе и вынуждена постоянно подавлять его сознание и… хм, возможно, и сознания его предыдущих жертв.

Сарада заволновалась.

— Думаешь, у меня потому голова болит?

— Не исключено. Мы давно не отдыхали как следует. С самого убежища. Тебе стоит восстановить силы. Лишним не будет.

Сарада устало глядела в лицо отца и думала о том, что так и не может до конца разобраться, кто они теперь друг другу. Саске отказался от друзей, не признавал в ней сестру… Но почему-то взял с собой в путешествие и даже по-своему заботился.

От пристального взгляда Саске голова разболелась еще больше. Сарада прикрыла глаза.

— Тебе-то что? Не все ли равно?

— Предпочитаю иметь дело с тобой, а не с Орочимару в твоем теле. Отдыхай.

Сарада, приоткрыв один глаз, проследила как спина отца с гербом на белой рубашке мелькнула в щели двери и скрылась.

Все-таки я понимаю, почему ты полюбила его, мама. Папа… я никак не могу понять его до конца, но таких, как он, больше нет. Он особенный.

****

Сарада проспала весь день, но посреди ночи сон как рукой сняло. Головная боль тоже прошла. Сарада приподнялась на кровати и осмотрелась. Сквозь незашторенное окно в комнату проникал лунный свет. Саске ночевать не вернулся.

Чем он только занимается?

Сарада размяла спину и конечности, прошлась по номеру и села на подоконник. Улица была пуста. Только в конце, виляя вялыми зигзагами, перемещалось несколько теней — пьяная компания. Немного погодя тени скрылись за поворотом.

Сарада прижалась лбом к холодному стеклу.

Суйгецу раз десять за их путешествие приставал к Саске с вопросами «а что же будет, когда все соберутся», но Сараде и так было понятно, что будет.

Что будет… Папа пойдет мстить. Вот что будет.

И, удивительно, от этой мысли в душе не просыпалась тревога. Казалось бы, решающий бой с Итачи, дело всей жизни Саске, к которому он так тщательно готовился, был все ближе и ближе, и Сарада была в курсе, насколько силен ее странный дядя. Более того, она как никто другой знала, что обычный шаринган беспомощен против Мангеке, особенно для человека, который не знает всех его секретов.

Саске явно рисковал, и рисковал очень сильно. За все эти годы он успел убедить ее, что Итачи — зло, которое необходимо уничтожить, и вопросы Сарады о сомнительных поступках дяди сами собой находили объяснение: то объяснение, которое казалось логичным Саске.

Помогал не потому, что заботится, а потому что выращивал себе достойного соперника. Никакой тайной нежности. Только расчет. А значит, когда придет время решающего боя, папа может погибнуть.

Но Сараде почему-то было спокойно. Как бы двусмысленно ни выглядели поступки дяди, как бы рационально ни звучали доводы отца, но всякий раз на ум приходили последние слова Шисуи:

«Итачи никогда не причинит вред Саске. Как бы это ни выглядело со стороны».

Шисуи был не таким, как Итачи и Саске. Последние, как правило, редко делились своими мыслями и чувствами с окружающими, мало с кем общались и вроде бы не испытывали от этого особого неудобства. Своей прямолинейностью и откровенностью Шисуи больше походил на Нанадайме, и если бы его слова об Итачи не имели никакого смысла, он бы их не сказал, да еще и в последние минуты своей жизни.

Сарада присела на колени на деревянный пол, прикусила палец и призвала Дрошу. Ворон с хлопком появился рядом с ней на полу, сверкнул красным глазом с черным узором в виде четырехконечного сюрикена.

Давно она не призывала посланника Шисуи. Очень давно. Боялась. В убежище Орочимару кругом были глаза и уши, а последний подарок Шисуи был слишком огромной драгоценностью, чтобы о нем пронюхал ненасытный саннин, но сейчас было самое подходящее время проверить, цел ли питомец.

В голове сверкнула мысль, что Орочимару все еще не погиб окончательно, но Сарада ее с негодованием отмела.

Он проиграл. Запечатан внутри меня. Я не позволю ему вырваться. Да и голова прошла…

Дроша резко склонял голову то на правый бок, то на левый. Скакал по полу. Нервничал. Его давно не призывали. Хозяин куда-то пропал. Верная птичка переживала.

Сарада осторожно поймала его и взяла на руки. Дроша затрепыхался, пытаясь вырваться, но понемногу успокоился.

— Тише, тише… — приговаривала Сарада, поглаживая птицу и глядя в глаз с вечно активированным Мангеке.

Как будто глаз Шисуи мог ответить за Шисуи, что значили его слова об Итачи.

Так или иначе, Сарада приходила к тому же, с чего когда-то началось ее