Толпа расходилась в тишине. В зале Провидения я оборачиваюсь. Христос умер, а мне бы хотелось капельку жизни. Люк пожимает руку женщине. Вместо того чтобы уйти, я стою. Вейсс наклоняется к ребенку. Мое любопытство ненасытно. Я пожираю нежность его взгляда, я фанатка солиста.

Люк Вейсс поднимает голову. Он думал, что я ушла. Треть секунды я видела удивление в его глазах. Потом бурный водопад, берущий начало в его зрачках, полился золотистым потоком. Черная река разлилась, вышла из берегов, пролилась дождем.

* * *

Пасхальное Воскресенье. Солнце светило в окно. Она подумала о глазах священника. Полосатый положил лапу на ее щеку, Черная свернулась вокруг ее головы, Сиамка выпрыгнула из постели. У Парижа был принаряженный вид. В зеркале Элка узнала свое прежнее лицо. Она казалась помолодевшей, несмотря на Лабиринт.

Она вымыла волосы и посмотрела на расщелину, которая была у нее вместо груди. И снова ей показалось, что она выздоровела. Абсолютная уверенность, что-то непонятное, тайное предчувствие. Если небо ей поможет, она поможет себе сама. Она будет питаться, ходить, бегать, как здоровая женщина. Вдали звонили колокола. Их перезвон кристаллизировал хрустальное наслаждение. Элка жила, радуясь, что снова оживает.

Потом она бегала в сквере на улице Томб-Иссуар, бегала, как будто при мысли о Вейссе у нее не отнимались руки и ноги, а дыхание не перехватывало. Волнение захлестывало ее. Лицо Люка будет преследовать ее всю жизнь. Тайна лиц! Каждое из них, кажется, обладает ключом для одного-единственного замка. «Сомневайся в движении солнца, сомневайся в самой истине, не сомневайся в моей любви», — пробормотала она. Она повторила фразу Шекспира, чтобы он ее услышал. Каждое облако, каждая ветка воплощали счастье жить вдали от дракона, которого убил Вейсс. «Он положит руки на мои груди», — сказала себе она, забыв, что у нее всего одна. Ее желание рождало обольстительное тело.

Засвистел дрозд. В ней тоже была весна. Бегунье казалось, что она окружена благотворными волнами, и в счастье Элка была чрезвычайно чувствительна. «Очи Черные, будь ты благословен за пение птиц, за свежесть воды, будь ты благословен за дождь и за ветер, за вечер, который спускается», — услышала она свое бормотание. Она бежала быстро. Она бежала молясь или молилась на бегу, кто знает?

Вернувшись домой, она поднялась в комнату для прислуги и открыла тетрадь. Мериньяк будет жить. Она возвратит ему его дурацкий пакт. Он не прочтет «Князя Мира» и никогда не узнает правды о своей дочери. Она оставляла ему в подарок надежду, благодаря которой он оставался в живых, безумную надежду найти Алису.

Элка для всех находила оправдания и причины… Князь Мира был не Мериньяк, она могла это засвидетельствовать. Менеджер был просто символом эпохи, симптомом «века, перешедшего все грани». Менеджеры составляли круг ада, она бежала, чтобы ускользнуть и от них тоже.

Потом она надела новое платье, надушилась духами «Балтазар», вставила в петличку золотое украшение Мод. Протез уже становился таким же аксессуаром, как и все остальное, она вставила его в лифчик, не думая о нем.

Вторая половина дня прошла в ожидании Таинства Пасхи. «Связь между действием и таинством призывает нас к некоему открытию», — повторял Вейсс. Это был призыв к ее свободе. Она была призвана в это определенное место на земле, туда, куда она хотела прийти.

«Бог? Есть ли более прекрасный путь к тебе, чем любовь к твоему пастырю?» — напевала она, удивляясь себе. Ее гимн был не совсем церковным, но обладал тем достоинством, что брал небо в свидетели. Воскресший увидит ее воссоединение со «Служителем всех». Ей трудно было их разделить. Она не испытывала никакого чувства вины, хотя верующие осудили бы ее. Ее защищал рак. С тех пор как смерть отступила, никакая кара ее не страшила.

В пять часов она приготовилась к празднику. Прошедшие воскресенья были отменены. Свидания на бульваре Сюше тоже. «Франк, давай встретимся. Луиджи отвезет нас в бар на улице Сент-Анн. Я расскажу тебе, как я тебя любила, и я верну тебе наш договор», — подумала Элка в метро, направляясь в Вильжюиф.

У больницы Элка снова увидела пациентов, их передвижные капельницы, детей, солнце. В этот день Пасхи рак казался неуместным. Она сняла шарф, всмотрелась в произведение Сиамки. Вид у Элки был богемный, странноватый, она снова становилась тем, чем была. Она — дочь Мод навсегда. Костюмы, хлопоты, жеманство — это для Соланж Шеврие, Ольги и мадам Жанвье. Для спасенной — «волшебные облака». В зале Провидения было полно народу. На Пасху все больные всегда немного веруют. Орган звучал в коридорах. Она протолкнулась в церковь. Вдалеке, на сцене, украшенной и покрытой цветами, незнакомец размахивал кадилом. Дублер Вейсса был лысый и в очках. Элка склонилась, сраженная.

«Завтра поднимется новая заря», — пел человек за пюпитром.

Звучал орган. Поверх черного платья верная прихожанка надела красный пиджак. Она чувствовала, что у Вейсса есть слабость к ее волосам, она думала о нем, когда поправляла их руками. Это была одна из ее фантазий.

Вокруг были люди, но время было не для частных показов, напрасно «Балтазар» распространял свой аромат. Она двинулась к алтарю, вооруженная сердцем Мод.

Вдруг появился Вейсс в свете прожектора. Он что, испугать ее хотел, что ли? Элка почувствовала радость, о существовании которой давно забыла. Когда у тебя рак, ты не произносишь слова радость, а когда его не произносишь, о нем и не думаешь.

Сокровище был весь в белом, в ризе, расшитой серебром. Как только увидишь его, чувствуешь реальность потустороннего. Вейсс казался трансцендентальностью, принявшей облик человека, он выражал ее каждой порой своей кожи. В нем было нечто божественное, и она желала его также и потому, что он отталкивал небытие. Элке удалось протиснуться в первые ряды.

Она в крайнем смущении смотрела на его адамово яблоко. Какая у него была кожа? Она раздела его взглядом, обнажила торс, плечи. Ей захотелось узнать, что скрывается под его ризой. А его руки? Какие у него были руки? Она попыталась забыть о теле Вейсса, но это ей не удалось, вместо этого возникло желание. Мисс Либидо, заснувшая принцесса, явилась вновь. Яростное желание было подобно надежде Верлена, птицам, звездам, ручью, черному бриллианту, рубиновой пыли. Ее кончина, стало быть, не состоялась? Внешность обманчива. Источник жизни! Элка переживала свое Возрождение. Ее желание росло, свободное и прекрасное, оно летело под ее кожей, покалывая такие нежные дорогие участки, как грудь, бедра, половые органы, — божественное ощущение! Тело Элки призывало к себе другое тело. Ее душили пустоты, требовавшие заполнения: ее впадины ждали выпуклостей, причем срочно.

Ее жажда Вейсса ставила ей точные анатомические вопросы. Орошая каждую клетку, река текла так бурно, что оставила ее на скамье обессиленной. Всюду, где скальпель и химия исковеркали ее тело, желание обновляло ее плоть и разогревало кровь.

Когда Вейсс узнал ее, глаза его так почернели, что она застыла. Он ждал ее: взгляд ясно об этом говорил.

Святой и безбожница оказались лицом к лицу. Ошеломленные, смотрели они друг на друга без улыбки. Шок от встречи был так силен, что ей стало трудно дышать. Она подумала о Клоделе. «Наши души сплавляются без сварки, о, странный мой близнец».