в чём минус? Развратили главного по ремонту спеца на «Уралобуви». Это одной-то цепочкой? А кто ж в обозримом будущем ему вторую даст? Их ведь всего двое, попаданцев. Ну и не очень легко представить десятилетнюю девочку, раздающую цепочки. Хайтек!

Акперу нужно отдать должное. Дверь открыла старшая Чуковская. Бывший повар (повара, как и КГБшники, бывшими не бывают) изобразил поклон из фильма про старика Хоттабыча и мановением руки запустил конвейер. Жаль, нет музыки — чего-нибудь из Хачатуряна. Пётр нёс вазы. За огромными букетами даже узнан не был. На стол всё не влезло — вазы разместились на полу, а блюдо с клубникой — на комоде. Шок. Вот подходящее слово.

— Акпер, вот кассета с песней. Твоё угощение выше всяких похвал. А теперь представь пять таких угощений. Вот такая песня! Никто не слышал.

Пожали руки и распрощались. Дамы пытались оставить волшебника, но армянин был непреклонен — дела. А песня и в самом деле была бомбой. «У беды глаза зелёные». Даже жалко расставаться. Намучились! Пела грудным контральто эфиопка, с чарующим акцентом. Просто снос башки. Это в XXI веке. Здесь — атомный взрыв.

Пока прощался с волшебником и песней, не обращал внимание на обитателей и гостей квартиры. А зря! Понюхали, попробовали. Оценили жест.

— Да, Пётр Миронович, зря вас Люша инопланетянином обзывает. Вы с этой планеты. Только из подземного мира. Там дьявол у вас на посылках? Как такое возможно в Москве ранней весной? — членкор так разволновалась, что даже акцент проступил. А кто она по национальности?

— Мы с Вельзевулом братья. Что скрывать правду — она всё равно на свет вылезет. Только одно «но»: он меня ограничивает в чудесах. На сегодня всё, исчерпан лимит, — шутейно поклонился, — Плов нельзя есть холодным. Быстро к столу.

Сидели, болтали ни о чём. Доедали плов. Вдруг звонок в дверь. На манеже те же: опять Акпер. Плетёная корзина. В ней коньяк «Камю», шампанское «Мадам Клико», ананас, а в нагрузку — ещё и термос с мороженным.

— Петрос Мушегович послушал песню. Это лучшая ваша песня.

Акпер ушёл, а Пётр остался.

— Пётр Миронович, а как зовут третьего брата? Это от него подарки? — а ведь и в самом деле — перебор для нищей интеллигенции в 1967 году. Даже у Брежнева вчера было на пятьдесят баллов дешевле, если по пятидесятипятибалльной шкале.

— Плов нельзя есть холодным, а мороженое — горячим.

— О какой песне говорил этот прохвост? — насела с другой стороны Люшина мать.

Пришлось достать кассету, перемотать, найти и поставить. Атомный взрыв. Все рыдали. Все — это и Пётр тоже. Вещь.

— Пётр Миронович, но ведь так нельзя! Такого не бывает. Каждая ваша песня — это шок для всей страны. Это же за пределами человеческих возможностей. Кто вы на самом деле? — возопила, вернувшись из «дамской комнаты», главная химичка.

— Десерт тает, и всех моих способностей не хватит превратить сладкую жижицу в мороженое назад. Вернёмся к нашим баранам.

Потом сидели в кабинете главного Чуковского и обсуждали лекарства. Цезаревна с мамой мыли посуду и готовили чай, сидели втроём. Рахиль Хацкелевна, доктор Вера Спиридоновна Ляшенко и Пётр. И как только эти дамы докторами наук стали? Они, скорее всего, хорошие химики, а вот организаторы — никакие. Лекарства даже у нас не зарегистрированы. Ну, им, возможно, виднее про всякие там испытания клинические, Пётр не особенно в курсе был, а вот дальше?

— Нужно сделать так, чтобы их не смогли у вас украсть иностранцы. И в то же время нужно сделать так, чтобы за патентами выстроилась очередь, — попытался включить женщин в процесс спасения Родины попаданец.

— Этим занимается соответствующая организация. Автор ведь передаёт все права государству, получая патент, — разъяснила политику партии членкор секретарю этой партии.

— Да и ладно. Вам нужно получить заграничные патенты, и ещё нужны правильные статьи в журналах. А самое главное, особенно по «Виагре» — статьи с восхвалением должны появиться на первых страницах таблоидов.

— Да вы с ума сошли, Пётр Миронович. И что такое «таблоид»? — Фрейдлина отмахнулась, как от больного.

— Что же плохого будет, если на первой странице «Таймс» — это и есть таблоид — появится статья? И вот такой заголовок: «Эти русские смогли получить афродизиак, который на самом деле работает. Где вы, стареющие ловеласы? Вам дорога в Москву! Только поплотнее набейте кошельки долларами — русские научились торговать».

— Вы предлагаете нам самим торговать? — квадратные глаза.

— Я секретарь горкома, а не прикидывающийся им психбольной. Просто в СССР с патентов платят проценты. Здесь это миллионы и миллионы долларов! Если наладить выпуск только этого препарата, то продажи будут на миллиарды. А «Омез»? Тоже ведь потребность огромная, гастрит у каждого третьего — а у каждого второго мысль, что у него гастрит. А если этой мысли нет, то её нужно внушить. Помните начало романа «Трое в лодке, не считая собаки»? Там главный герой нашёл у себя все болезни, даже, кажется, беременность. Вот статьи с такими симптомами раннего гастрита и начинающейся язвы должны неделями не слезать со страниц западных газет. В Москве должен быть магазин, который продаёт только ваши лекарства, и проклятые буржуи должны часами стоять в очереди. Пусть побывают в нашей шкуре. Страна тратит огромные деньги на вооружение, иначе бы давно съели. Пусть за это оружие платят их граждане, а не наши.

— А ведь Вельзевул не отнял у вас способности к чудесам! Обманули. Вон, хлещут, как из рога изобилия. Делитесь планами. Поможем, чем можем.

Глава 5

Событие двадцать восьмое

Только приступили к конструктивной беседе о завоевании западного рынка, как в дверь позвонили. И без всяких шестых чувств Пётр понял, что это по его душу. Нет, по тело — в душу коммунисты не верят. За дверью был без экивоков коммунист. Ростом товарищ был с Петра, может на пару сантиметров даже пониже, а вот вес! Вес коммунист имел под сотню. И это был не пивной животик — это были мышицы.

— Тишков Пётр Миронович? — спросил, но в ответе не нуждался — возможно, фотографию видел, — Собирайтесь, едем в Завидово.

Очевидно, обладатель мышц ожидал вопросов типа: «куда?» или «зачем?». Пётр промолчал. Кто же в XXI веке не знает, что в Завидово дача «дорогого Леонида Ильича». Помолчали.

— Где ваши дочери? — первым бросил играть в молчанку коммунист.

Пётр мельком глянул на часы и уловил приподнявшуюся бровь «собеседника». Швейцарцы показывали почти двенадцать. Зря их надел, запоздало пожалел Пётр. Довыпендривался. Теперь доложат.

— Скорее всего,