Вам надо вместо Райкина выступать. У вас смешнее, — опять пять минут слёзы и сопли вытирали. Первой вот жена дорогого Леонида Ильича отсмеялась.

— Пётр, давай ещё один, и к столу. Короткий только, — Брежнев достал платок и вытер слёзы, что скопились в уголках глаз.

— На пенсии Никита Сергеевич посылает жену в магазин за икрой. Нина Петровна сходила в обычный гастроном и ничего не принесла. Возмущается Никита Сергеевич:

«Всего две недели прошло, как меня сняли, а уже все развалили».

— Развалили! — Леонида Ильича пополам согнуло.

— «Почему после удаления Сталина из мавзолея там удвоили охрану?»

«Возле мавзолея видели Хрущева с раскладушкой».

— Всё! Всё, хватит! Нельзя же так, до сердечного приступа доведёте, — замахала на Петра руками Галина, — Пойдёмте почаёвничаем, а потом девочки нам споют пару песен.

Немного о самом Завидово. Пётр раньше там не был, хотя и слышал, что из дачи сделали музей. Гуляй — не хочу. Дача поразила — нет, далеко не роскошью. Убожеством. Само здание по шкале Рихтера получит девять балов. Человека XXI века затрясёт и повалит на землю. Двухэтажный небольшой барак из серого камня, больше всего напоминающего шлакоблок, и ничем не облицован. К нему две сросшиеся пристройки, в один этаж и с одной стороны. Какой-то неоклассицизм. Пётр в душе надеялся, что архитектора расстреляли. Дальше — больше. В двух десятках метров — небольшая баня отдельным строением. Деревянная, совершенно не вписывающаяся в композицию. И вокруг всего этого — растаявший уже луг с молодой порослью мать-и-мачехи и лопуха. Можно ведь герань посадить, колокольчики разные, ромашки — нет, обычные сорняки. Хорошо хоть борщевика нет. Или его ещё в страну не завезли горе-агрономы?

Как фамилия этого ландшафтного архитектора? Дайте адрес, чтобы случайно не зайти.

Внутри дачи — не лучше. Стоп! Перед входом в дом стоит фигурка небольшого оленя, покрашенная в золотой цвет. Другой краски не было? Или от унитаза осталась? И ведь дорогой Леонид Ильич этим всем гордится, он сюда руководителей иностранных государств приглашает. Или Брежнев чистейшей воды бессребреник, или полный идиот. А ещё в обоих случаях у него нет ни малейшего вкуса. Необразованный крестьянин.

Внутри была только одна вещь, которая выбивалась из нищей безвкусицы. Бильярдная — с хорошим массивным столом и фонарями над ним. Кии из какого-то красноватого дерева, шары из слоновой кости. Или сейчас ещё нет других? В холле на первом этаже лежал большой ковёр. Очень большой и не очень красивый. Просто большой ковёр, с низким ворсом и низкой плотности. Дешёвая поделка из Узбекистана. На стене голова кабана. Потом, путешествуя по дому, увидел ещё две головы — оленью и волчью. Головы были хороши — для охотничьего домика или дома средневекового барона, но ведь это дача. Неудобные и немягкие стулья, длинный банкетный стол. Канапушка несуразная, не в цвет остальной мебели. Кухня вообще собрана из разных по стилю и цвету предметов. И во всех комнатах на потолке висят изделия неумех-стеклодувов из Гуся-Хрустального — а ведь Чехословакия рядом и сидит на наших дотациях. Ладно сами люстры — привези мастеров и обучи этих гусей хрустальных!

Что не так с этой реальностью? Почему строим Асуаны и отправляем сотни танков и самолётов в Египет, сотни самолётов во Вьетнам, и не можем сделать евроремонт главе государства?

Почаёвничали за этим самым длиннющим столом. Хорошо хоть не самовар вынесли. Жена Леонида Ильича и ещё одна женщина внесли несколько больших заварочных чайников, потом чашки с блюдцами. Вполне себе красивые — не иначе у императоров позаимствовали. Вот только на всех одинаковых не хватило. Точно нужно расстрелять организатора этого всего. А вот пирог с яблоками был хорош. Настоящий штрудель — Пётр пробовал в Мюнхене.

— Мне добавки.

Во время этого действа к Брежневу подошёл один из коммунистов и отозвал в другое помещение, а когда Леонид Ильич возвращался, то Пётр мельком увидел в приоткрывшуюся дверь Семичастного. И не узнал бы, но товарищ Председатель Комитета был в генеральской форме.

Брежнев Владимира Ефимовича к столу не позвал и сам спасать мир не ломанулся. Только усаживаясь снова во главе стола, с непонятным прищуром глянул на Петра. Дескать, «ну-ну».

— Пётр Миронович, — это Виктория Петровна, — Вы бы сняли пиджак и галстук, вон вспотели. У нас тепло.

А Тишков взял и сдуру выполнил — а там хайтековая рубашка. До этого из-за костюма и галстука была почти не видна — ну, может, пуговки на воротнике в глаза бросались. А теперь?

— Ну ничего себе! — это вскочили Галина и начала его вертеть.

— Опять Краснотурьинск? — одобрительно покивал Лиепа.

— Лёня, тебе надо такую же рубаху, — включилась и устроившая всё это жена дорогого Леонида Ильича.

— А мне платье, — не удержалась внучка.

— И мне парочку, — подлила масла «Галчонок», — Марис, а тебе нужно такую рубашку и костюм. А то краснеть иногда за тебя приходится.

— Прям уж краснеть! — на солисте балета был явно заграничный костюм, но один чёрт мешковатый, и брюки застёгивались чуть не на груди.

— И не спорь. Пётр Миронович, как это организовать? — Галина, не встретив сопротивления родителей, разошлась.

Домашней заготовки на такой вопрос не было. Пришлось импровизировать.

— У меня созрел дьявольский план. Озвучить?

— Не томите, — это невеста Вика не удержалась.

— Леонид Ильич берет вас и летит в Свердловск. Там он встречается с руководством области, посещает «Уралвагонзавод» в Нижнем Тагиле — а вы в это время приезжаете в Краснотурьинск, с вас снимают мерки и в авральном порядке шьют заказанные вещи. Марис же берёт с собой партнёршу и даёт пару выступлений в наших дворцах. Кроме вас желателен приезд в Краснотурьинск и человека, который в армии отвечает за форму. Леонид Ильич, вы же видели ту, что была на Гагарине? — сказал, и аж передёрнуло от страха — уже Генеральному секретарю указивки выдаёт.

— Папа! — это, понятно, Галчонок — но, возможно, не сработало бы.

— Деда? — может, и этого бы не хватило, хотя Вика старалась — столько мольбы в голосе.

— И мне форму! — всеми забытые дети младшего Брежнева напомнили о себе хором, а тут и отец проявился.

— Правда, пап, давай съездим, — торговый представитель СССР в Швеции, наверное, за всё время застолья столько слов не сказал, — и Люда себе платья закажет — а то ей и вправду в Швеции краснеть приходится.

Людмила Владимировна, серой мышкой сидевшая среди внуков, вдруг смутилась и добавила свой пятачок.

— Неудобно ведь.

Это, скорее всего, Брежнева и добило. Всё же мужик он решительный и за семью горой.

— Возьму Гречко с Устиновым и Кириленко. Первого — демонстрация, и дальше