— Как скажешь, Айрин.

Покинув гостиную, герцогиня поспешила в покои мужа, как всегда испытывая трепет перед их встречей.

Распахнув двери, она смело вступила внутрь. Но едва встретившись с ледяным взглядом любимых очей, оробела.

Йен сидел в каталке возле окна, но при её появлении пристально посмотрел на неё, заставив потерять былую уверенность.

— Айрин, ты по-прежнему не прислушалась к моему совету, — его тон был насмешлив, но Ирина знала, что за ним стоит боль и разочарование.

— Если ты говоришь о том, что мне пора в Лондон, то смею заметить, там меня ничего не ждёт. Я намерена провести весну и лето здесь…

— Разумеется, — подхватил её слова герцог, — роль самоотверженной жены тебе идёт, cherie. Свет будет в восторге! Юная девушка заживо хоронит себя в деревенской глуши, рядом с ни на что негодным мужем!

— Йен, прошу, перестань! — сделав шаг к нему на встречу, промолвила Ирина. — Ты ведь знаешь, что это не так! Мнение света меня никогда не интересовало!

Ирина не могла понять, почему муж так враждебно настроен против неё. Она была готова ради него на всё, а он как будто этого не замечал, предпочитая отпускать едкие замечания в её сторону.

Герцог усмехнулся, но не сразу нашёлся с ответом. Угрюмо отвернувшись к окну, он стал наблюдать за моросящим за стеклом дождём. День был пасмурный и серый, впрочем, как и вся его нынешняя жизнь. Он с содроганием вспоминал те первые несколько часов после ранения. Приход доктора, его попытки благополучно извлечь пулю… Герцог не издал ни звука, терпя раздирающую на части боль, чтобы после услышать то, чего так боялся. Ведь он выжил, но какой ценой! Осознание собственной беспомощности заставило его отталкивать от себя Айрин. Молодая и красивая, она должна жить полной жизнью! А он… Он больше не может дать ей то, чего заслуживает каждая женщина. Радость материнства. Потому… Ему было легче заставить её вновь себя ненавидеть, чем видеть жалость в её глазах.

— Cherie, пойми, что ничего не будет прежним, — заговорил Йен, вновь обернувшись к жене, — поэтому прими наконец мой совет — отправляйся в Лондон или в Петербург и начни новую жизнь!

Ирина нервно закусила губы, будто раздумывая над его словами. Но её дальнейшие действия в который раз убедили герцога в том, что его юная супруга обладает упрямым нравом.

Приблизившись к нему вплотную, Ирина опустилась перед ним на колени, обхватив его талию руками. Огромные ореховые очи смотрели на него с такой мольбой, что Йен был близок к тому, чтобы потерять самообладание. А когда хрупкая ладошка легла ему на грудь, он не устоял перед соблазном. Притянув её к себе, он впился в её губы страстным, почти грубым поцелуем. Её близость как всегда сводила с ума, но Йен прекрасно осознавал свои возможности. Грубо оттолкнув от себя жену так, что она с трудом устояла на ногах, герцог смерил её уничтожающим взглядом.

— Ты этого хотела, Айрин? Увы, это всё, что я могу тебе дать. Надеюсь, теперь ты оставишь меня в покое?

Девушка вспыхнула, и прежде чем он успел ещё что-то сказать, она подхватила пышные юбки и кинулась прочь.

Едва она скрылась за дверью, он дотянулся до первой попавшейся в руки вещи и швырнул её в стену. Хрустальная пепельница разбилась на мелкие осколки, но Йен совершенно не обратил на это внимание. Будь его воля, он бы начал крушить всё вокруг, но взглянув на ноги укрытые пледом, лишь выругался самыми бранными словами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Происшествие не прошло для него бесследно. Казалось, он не способен чувствовать ничего ниже пояса, но Айрин смогла доказать обратное. Значит не всё ещё потеряно, что не могло его не радовать.

Покинув спальню супруга, Ирина прислонилась к двери. Господи, за что ей это! Герцогиня была почти уверена, что Йен поймёт, что она хотела показать своим поцелуем. Но он… Он вновь обернул всё в насмешку!

Неужели в его понимании все чувства должны сводится именно к страсти? Закрыв лицо руками, Ирина обессилено опустилась на пол. День за днём она проходила через это, пряча свои слезы от глаз посторонних, но сейчас хладнокровие покинуло её. Герцогиня осознала, что не в её силах убедить мужа в своей любви. Для неё он был дороже детей и возможности чувствовать себя желанной и любимой. Разумеется, она была живым человеком и имела присущие всем потребности, но Ирина прекрасно могла контролировать себя и держать в узде свои желания.

Посидев на полу ещё несколько минут, герцогиня поспешила подняться, понимая, как глупо будет выглядеть со стороны.

Вернувшись в свои покои, она мимолетно взглянула на туалетный столик, заметив лежащее там письмо.

Взяв его в руки, девушка почувствовала тревогу. Алексей уже не раз писал и был в курсе того, что происходило в её жизни. Он также сообщил что здоровье Фёдора Михайловича пока не вызывает серьёзных опасений. Зимой князь несколько раз выяжал на охоту и стал навещать соседей.

Вскрыв конверт, герцогиня принялась с жадностью читать строки, написанные на родном языке. По мере прочтения, её лицо несколько раз меняло выражение Брат писал, что они с Вивиан ожидают пополнения семейства. Ирина с грустью продолжила читать, чувствуя, как сильнее забилось сердце. Отец перенёс один удар, и следующий может стать последним. Фёдор Михайлович хотел ещё хоть раз увидеть её, и Алексей передал его просьбу.

Герцогиня была готова кинуться в Петербург прямо сейчас, но поняла, что на сборы уйдёт какое-то время.

Дав Глаше распоряжения, она вновь отправилась в комнату мужа, желая сообщить ему о своём решении, пока Авроры не было рядом. Кто знает, как отреагирует Йен на новость о её отъезде. Хотя… Наверняка он будет этому только рад.

* * *

Лёжа на огромной постели, Йен проклинал свою беспомощность. Чтобы делать самые элементарные вещи, ему нужна была помощь. А Айрин… Он слышал её рыдания и понимал, что является причиной её расстройства. До того, как случилось несчастье, герцог хотел отдать ей всю свою любовь, а в итоге причинил ей столько боли! Гнев на себя и на обстоятельства наполнил его с такой силой, что, не выдержав, он взял со стоящего рядом ящика заранее наполненный стакан бренди, собираясь осушить его одним глотком. Но вместо этого янтарная жидкость опрокинулась на него, так сильно дрожали его руки.