– Она из Макошиной обители, – пояснил Торуса. – Тамошние стряпухи славятся по всем городам и весям.

Серьезный разговор не завязывался, помехой тому было многолюдство за столом. Ибо в гридне собрались мечники не только Торусы, но и прибывшие с Драгутином и Вузлевом. Последних насчитывалось более десятка. Наученный горьким опытом, боярин не хотел, видимо, больше испытывать судьбу.

– Встретил я тут днями твоего человека Щека, – повернулся Торуса к Вузлеву. – Он пристал к Рогволду.

Вузлев наморщил лоб, словно пытался припомнить, что это за чудо-юдо такое, этот Щек, и украдкой скосил глаза на боярина.

– А я думал, что его посекли до смерти, как моего несчастного родовича, – отозвался Драгутин.

– А разве твой родович умер? – удивился Торуса.

– Не удалось Макошиным ведуньям его выходить, – вздохнул даджан.

– А как же отрок, которого я видел у Рогволда? Он пристал к боготуру вместе со Щеком. По слухам, они вместе сбежали из Макошина городца.

Теперь уже Драгутин собрался наморщить лоб, подобно Вузлеву, но в последний момент передумал. Брови он, однако, свел у переносья, отчего лицо его сразу стало суровым. Получилось, что хозяин своей настойчивостью огорчил-таки гостя.

– Отрок действительно был. Мы его прихватили в попутчики. Он тоже пострадал в той схватке.

Торуса боярину Драгутину не поверил, хотя и возразить даджану, по существу, было нечем.

– По слухам, этот отрок рожден от Шатуна, а мечник Клыч утверждает, что он видел оборотня собственными глазами.

Нельзя сказать, что боярин вздрогнул после этих слов боготура, но впечатление они произвели на него даже более сильное, чем Торуса ожидал.

– В каком месте это было?

– На полпути между нашим городцом и Всеволодовым, – охотно отозвался Клыч. – Искар и Щек сидели у костра, а Шатун таился за стволом дерева.

– Быть того не может! – воскликнул Вузлев.

– Я его собственными глазами видел, – возмутился Клыч, – как тебя сейчас, боготур. Медвежьи клыки торчали из пасти, а сквозь медвежью шерсть проступал человеческий лик.

– С Шатуном справятся волхвы, – чуть повысил голос боярин Драгутин, – а ваша задача, мечники, – удержать городец, чтобы здесь не утвердились люди, несущие кривду на наши земли.

– А если каган сюда нагрянет? – спросил Ревун.

– Пока у кагана нет повода для вмешательства в наши дела, но малую орду он прислать может, дабы пресечь бесчинства боготура Рогволда.

– А мы разве за боготура ответчики? – удивился Влах.

– Хазары не будут разбирать, друг ты Рогволду или враг, – усмехнулся Вузлев. – Эта земля пока что не радимичская и не новгородская, а как бы ничья. И если здесь сел боготур Торуса, то почему хазарскому гану нельзя?

После слов Драгутина и Вузлева Торусе многое стало ясно. Нет, не случайно хлопотал даджан за боготурский интерес и не случайно за сон Торусы ухватился.

Городец свой Листяна построил в очень удобном месте и, по сути, контролировал всю реку. Мимо Листяны ни одна торговая ладья не могла проскочить, не заплатив отступного. Скорее всего, именно от этого множилось его богатство, а Слово здесь совершенно ни при чем. А хазар Листяна устраивал тем, что сидел здесь костью в горле у великих радимичскнх князей. Торусе в этом смысле повезло гораздо меньше, чем Листяне Колдуну. Городец он взял под свою руку в лихие времена и рассчитывать на хазарскую скромность не мог. Впрочем, он знал с самого начала, что за обладание этим городцом придется заплатить большую цену. И не исключено, что за Макошино золото придется отдариваться собственной головой.

– Без помощи мы вас не оставим, – сказал боярин Драгутин. – В случае нужды за вас вступятся «белые волки» во главе с Божибором и мои бояре.

– А если хазары начнут щипать Рогволда, вступаться мне или отречься? – спросил Торуса.

– В открытую не вступайся, а из-за угла помоги.

Втихую Торуса помог бы Рогволду и без подсказки даджана.

Ему другое было важно знать: своим умом живет беспокойный боготур или его подталкивают в спину большие люди? Теперь он знал, что не только скверный характер является причиной буйного поведения Рогволда, но и согласие Велесовых волхвов. Правда, волхвы почему-то не поставили в известность о своих тайных намерениях верховного судью радимичских земель князя Всеволода. Торуса мог бы, конечно, просветить Великого князя на этот счет, но, подумав, решил с разговором не торопиться. Не такой уж Всеволод простак, чтобы не видеть очевидного, а коли он не видит связи между Рогволдом и волхвами, то, значит, ему выгодно жить с закрытыми глазами.

– Женщина появилась близ Рогволда, – поделился сомнениями Торуса. – На мой взгляд, подослана она кем-то.

– Как она выглядит? – насторожился Драгутин.

– Ликом смугла, телом сдобна, черноволоса. Отметина у ней над бровью.

– Над правой бровью?

– Нет, над левой.

Драгутин пожал плечами, но Торуса был почти уверен, что даджану женщина знакома. Однако признать этого боярин почему-то не захотел. От разговора о Шатуне и шатуненке он тоже уклонился. Такое поведение Драгутина Торусу настораживало и раздражало. Ему предлагали участвовать в странной игре, не объясняя ее правил. С городцом все вроде было понятно, но при чем здесь, спрашивается, Макошино ложе и Листянины схроны? Какое отношение ко всему этому имеет шатуненок, который, возможно, вовсе не порождение нечистых сил, а самый обычный отрок? И почему этот отрок так похож на боярина Драгутина, если он ему даже не родович?

Вопросы свои Торуса боярину задавать не стал, но обиду затаил. А сам Драгутин ничего важного более не сказал в тот вечер, а поутру и вовсе покинул Торусов городец, сопровождаемый боготуром Вузлевом и десятью мечниками. Торуса какое-то время наблюдал с привратной вежи за удалявшейся группой всадников, но, когда алый, расшитый золотыми солярными знаками плащ боярина утонул в зелени леса, он вздохнул и спустился вниз, обуреваемый заботами, в которых мог запросто утонуть без надежды на спасение.

По прикидкам Торусы получалось, что, не выходя из городца, он сможет, хоть и не без труда, отбиться от четырех-пяти сотен хазар или печенегов. Но вот защитить новосельцев ему будет не под силу. Ибо вывести дружину в поле против врага, в десять раз ее превосходящую, значит погубить ее без всякой пользы.

– Мечи нужно раздать смердам, – посоветовал Ревун. – Без их поддержки нам не устоять.

– Договорись со старшинами, – кивнул головой Торуса. – У нас урсов много среди новосельцев, – напомнил Ревун, – а им по великокняжьему указу носить оружие недозволено.

– На этой земле я судья, – резко возразил Торуса. – Всеволод мне здесь не указ. Зови старшин урсов, я сам с ними поговорю.

Торуса о распре между радимичами и урсами, конечно, знал, но дело это было давнее и в нынешнем его положении уже неважное. Боготур, севший на землю по воле сразу трех славянских богов, мог себе позволить определенные вольности, поскольку не зависел ни от волостного князя, которым ныне числился малой Будимир, ни даже от Великого князя Всеволода, с которым, правда, был связан личной клятвой. По мнению Торусы, сам он тоже имел полное право повязать глав урсских семей, севших на его землях, подобным обещанием.