Джеймсом, иначе рискую выдать слишком многое. – То есть я думаю, что знаю больше, чем остальные. Только в кулинарии я безнадежна.

Я смотрю на него, а он улыбается мне, и я снова чувствую бабочек в животе. Я думаю о Тиме, и мне трудно не сравнивать их. Тим – громкий, активный и непостоянный, а Джеймс – спокойный, обдуманный и взвешенный. И мне это нравится. Почему я не могу просто завести интрижку с Джеймсом? Он хороший, порядочный парень, и все зубы у него на месте. Он знает, что я уезжаю через пару месяцев. Я не первая девушка на летней стажировке, с которой он замутит. Но почему-то мне кажется, что я себя обманываю. И тут я вспоминаю, как Анис сказала, что ему разбили сердце.

– А как насчет тебя? Что тут за история? Почему ты до сих пор живешь с мамой? – Я смеюсь, хотя если бы Ирен была моей матерью, возможно, я бы и сама с ней жила. – Вот что я хочу знать! Как получилось, что вы оба здесь работаете?

– Она работала по всему западному побережью, когда я был маленьким, – начинает Джеймс.

– Где был твой отец?

Он поворачивается ко мне и смеется:

– Прямо к делу?

– Ну, мне интересно, вот и все.

– Они с мамой были не вместе.

– Где он был?

– С кем-то еще. С другой женщиной, я думаю, хотя мама никогда не говорит об этом.

– Вот гад! – ругаюсь я, глядя на особенно эффектное буковое дерево с почти черным стволом и ярко-зелеными листьями. – То есть мне жаль, что тебе не повезло с отцом. Так почему же ты все-таки остался здесь?

– Ну, мама получила работу в «Лох-Дорне». Мы жили в коттедже, в котором сейчас живет персонал. Мама жила в твоей комнате. Потом мы переехали в другой коттедж на краю территории отеля. Мама до сих пор там. Хозяин, мистер Макдональд, немного присматривал за мной, когда я был маленьким. Но когда его жена заболела, он стал приезжать все реже и реже, и за эти годы гостиница сильно обветшала. Потом жена умерла, и он собирался продать отель, но мама упросила его позволить обновить его. Он нам как дом.

– О, так ремонт был ее идеей?

– Да, но Рассел, дизайнеры – все это придумала не она. Она надеялась, что Макдональд позволит ей заняться обновлением, и он собирался, но сначала решил посоветоваться со своим адвокатом. – Джеймс делает паузу. – Тут оказалось, что у них с Расселом один адвокат, так что я полагаю, он и свел их вместе. И, конечно, Билл поручился за Рассела, и вот к чему все пришло.

– Как это место стало запущенным? Когда смотришь на него сейчас, это невозможно себе представить.

– Ну, его было дорого содержать. И мистер Макдональд потерял энтузиазм. Я не хочу, чтобы ты думала, что он какой-то придурок. Он был очень добр к нам. Просто если постоянно не инвестировать и не обновлять, невозможно оставаться в тренде. Люди, которые приезжают в «Лох-Дорн» каждое лето, стареют. Деньги у них есть, но они все старше и старше. А банкетов мы устраиваем все меньше и меньше. Хотя один на подходе.

– А что за банкеты?

– Например, большие вечеринки, свадьбы. Премьеры фильмов. Скоро как раз будет кинособытие.

– О, а вот с этого места поподробнее.

– Я понятия не имею, что это за фильм и кто в нем снимается, поэтому не спрашивай. Но нам нужно сделать все по высшему разряду: они платят гораздо больше, чем мы выручим за месяц. Ладно, а ты здесь как оказалась?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я видел твое резюме: ты могла бы работать где угодно.

Я ломаю голову, что сказать, и в конце концов просто говорю ему правду:

– Мне нужна была радикальная перемена. До этого я всегда делала эммм… неподходящий выбор.

– Что дальше? – спрашивает он.

– Франция, – уныло отвечаю я, снова переходя в режим Хизер. Мне кажется или он выглядит разочарованным? – Что ты думаешь о Расселе? Почему они пригласили другого шеф-повара, а не тебя?

– Я никогда не был шеф-поваром. До Рассела был парень по имени Питер Пирс, а до него – Мик Уильямс. Они никогда долго не задерживаются. Либо их супругам здесь не нравится, либо им самим становится скучно. Рассел доволен, потому что он шеф-повар, но живет в Глазго и может посмотреть на все со стороны.

– Блин! Так вот почему его никогда нет.

Джеймс смеется:

– Рассел нормальный. Он нормальный, правда.

– Но по сути, шеф-повар – ты.

– Ну, – он застенчиво смотрит на меня, – наверное, да.

– Ты хочешь иметь собственный ресторан?

– Конечно, но я не хочу оставлять маму одну. Не сейчас, по крайней мере.

– Почему?

– Просто не могу. – Он заглядывает в корзину и достает контейнер, наполненный свежей клубникой. – Хочешь?

– Да! – Я протягиваю руку за пухлой, блестящей ягодой. – Но все уезжают из дома. Это нормально, что бы ни было. К тому же, чувак, тебе тридцать. Тебе не обязательно переезжать в Китай: может, в Эдинбург или еще куда-нибудь? Ты можешь поехать во Францию. Или в Испанию? Разве самый шикарный ресторан в мире не в Испании?

Он снова смеется, и мы сидим в молчании еще некоторое время, но я хочу узнать о нем побольше.

– Почему ты увлекся готовкой?

Джеймс смотрит на небо и чуть наклоняет голову в сторону.

– Ну, это захватывающее занятие. Швырять туда-сюда кастрюли и сковородки на оживленной кухне – это самое близкое к рок-н-роллу из того, что мне доступно, – смеется он. – Мне нравится интенсивность обслуживания. Творческий подход к работе с едой. Но самое важное даже не в этом. Все, что лежит на тарелке, от морской соли до чернил кальмара, появилось там не сразу. Чей-то будильник сработал в четыре утра, чтобы поехать на рыбалку. Погода была подходящей. Кто-то другой должен был подготовить идеальную почву, знать, сколько необходимо воды и солнечного света, а также как не допустить переизбытка того и другого. И вот дело доходит до меня. И я беру пучок капусты или морской гребешок, чтобы тоже проявить к ним должное уважение.

Он складывает руки на коленях, и я ловлю каждое его слово.

– И я могу преобразовать продукт. Взять его идеальное естественное состояние и нагреть, или замариновать, или высушить, понимаешь? А иногда я едва прикасаюсь к нему. Чуть целую его сковородой, приправляю. В таком духе. А потом выкладываю на тарелку. И хотя наши гости – совершенно незнакомые люди, приготовление для них этого блюда – одна из самых