ваше плеемя после Пьяных троп полчаса в себя прийти не может, а ты только обрыгался и уже как огурчик. Креепкий сукин сын, ничего не скажешь.

— Где мы? — я сплюнул вязкую кислую слюну. Полегчало, но ненамного.

— Очень надееюсь, что твоя дочурка будет посообразительнее папаши, иначе я зря стараюсь. Элладе такие тугодумы явно не нужны. В обители сатира, гдее ж еще.

О них многие слышали, но мало кто из людей может похвастаться, что побывал в обители, Милан. — голос Димитра дрожал от возбуждения. — Никто не знает, как им это удается, но обитель всегда сокрыта от чужаков. Попасть сюда можно только если этого захочет сам хозяин. Идеальное место для Лии.

Я повнимательнее пригляделся к небольшому домику, одиноко стоящему на краю поляны. Несмотря на внешнюю неказистость, развалиной жилище не выглядело — мне просто показалось после дикого прыжка через пустоту. Вполне крепкий, сложенный из светлых сосновых стволов, с островерхой покатой крышей и самым настоящим стеклом на окнах вместо бычьих пузырей. В моей прошлой жизни такой можно было встретить в любой деревне у хорошего домовитого хозяина, который проводит дни в работе, а не в сражении с бутылкой водки.

— И ты готов предоставить свое убежище для моей дочери?

— Едрена кочерыжка! Нет, я тебя на экскурсию сюда привел! Мол, смотри, какие себе хоромы отгрохал. Конеечно готов.

— Спасибо, Менис. Я твой должник.

— Сочтемся, маг. Ты главное больше не приводи меня в те места, где с винищем туго. На рогатых громил и их пустые закрома я насмотреелся на всю жизнь впереед. Вставай в круг, надо возвращаться.

Я послушно вернулся в Ведьмин круг, на этой стороне выложенный неизвестными мне грибами с ярко-желтыми шляпками и начал наблюдать за очередным диким ритуальным танцем.

Еще кое-что. Обитель бывает далеко не у каждого сатира. Только у тех, кто наиболее приближен к Дионису. Они называют таких Виночерпиями. Только они могут отстроить себе обитель и перемещаться к ней по своему желанию. Если искать сравнение среди людей, то это кто-то вроде высшей аристократии. Так что наш друг далеко не так прост, как кажется.

— Я уже ничему не удивляюсь, Димитр. Иногда я начинаю думать, что лучше бы я сдох на том грязном голом полу в своем мире, чем все вот эти вот выверты и приключения на мою задницу.

Димитр успел коротко хохотнуть перед тем, как земля разверзлась под ногами.

Глава 15. Те, кто со смертью на "ты"

Несмотря на раннее утро, в воздухе вокруг стремительно растекалась нестерпимая жара, в которую даже самые стойкие жители предпочитали оставаться дома, потягивая прохладное разбавленное вино. Своими делами можно заняться вечером, ближе к закату, когда яростное солнце растеряет часть боевого задора, а соленый морской воздух сможет пробиться на улицы Карфагена и принести с собой прохладу.

Впрочем, Марекита подобные мелочи интересовали мало. Он уверенно пробирался по немноголюдным улицам в сторону возвышавшейся над городом Бирсы — старой, основанной еще Дидоной крепости, не обращая никакого внимания на мокрые пятна подмышками и на спине, даром что рубаха была сделана из тонкого льна. Право слово, это куда меньшая неприятность, чем опоздать на Совет Шестерых или же предстать перед братьями и господином в неподобающем виде. Так что Марекит торопился. Нужно было не только поспеть вовремя, но и успеть привести себя в порядок.

Род Марекита издревле, еще со времен первого Танатиса, был наделен уникальным даром. Их называли Видящими смерть. Все Приближенные, входящие в род, обладают уникальным талантом чувствовать всплески некротической магии, где бы она не происходила. Конечно, у любого таланта есть свои пределы и с расстоянием способность ощущать проявления смерти падало, но оно и к лучшему. Право слово, Клану Танатис нет дела до смерти каждого крестьянина, особенно если она произошла за тысячи километров, где-нибудь в Персии. Однако по настоящему мощные колебания они чувствовали. Именно поэтому его род последние несколько веков заведовал тайной канцелярией, как внутренней, так и внешней.

В течение недели Марекит уже дважды ощущал знакомый зуд между лопаток. Один раз мощный, единомоментный. Эманации смерти разрезали расстояние и невидимой печатью врезались в спину Видящему, заставив уронить чашку ароматного чая. Судя по отклику — погибла какая-то могущественная сущность. Не человек. Что-то гораздо более злобное и темное. Бросившись к специальной карте, Марекит спроецировал не нее полученный слепок магического воздействия. Крит. Именно там это произошло. Неужели минотавры рискнули сунуться к той омерзительной твари — творению беглого ренегата и глупого юнца из клана Якостроф? Более того, не просто сунуться, но и преуспеть? Звучит невероятно.

Именно поэтому Марекит не стал спешить с рассказом о необычном событии и решил навести справки. И то, что ему удалось узнать, однозначно заслуживало внимания Шестерых.

Второй повод для тревоги был гораздо менее явным. Поначалу Марекит вообще не понял, что именно его беспокоит. И лишь недавно осознал, что все более сильно ощущает присутствие в мире еще одной некротической твари, создание которых разрешено только для научных изысканий. Порочной, обладающей собственным разумом и опасной, если не держать ее в узде.

Где-то в мире набирал силу гемофаг. Причем набирал самым скверным способом — через боль и страдания. И пусть гемофаг сам по себе достаточно опасен — своей физической силой, ловкостью и способностью к примитивным заклинаниям Смерти, все же главная угроза, исходящая от подобного создания — способность воззвать к своему хозяину. Мертвому хозяину. При достаточном уровне могущества гемофаг может призвать в этот мир лича — запредельно жестокое, безжалостное, злобное существо, под завязку напитанное силой и искусное в магии смерти. И Марекит уже чувствовал, что связь между гемофагом и мертвым магом натягивается, словно струна.

Погруженный в собственные мысли, Марекит сам не заметил, как миновал ворота, отделяющие Бирсу от внешнего города. Стража прекрасно знала одного из Приближенных, поэтому даже не подумала чинить ему препятствий, почтительно разойдясь в стороны. Видящий шел в сторону древнего замка мимо храмов, среди которых причудливым образом переплелись греческие и финикийские. Строгие линии эллинских колонн соседствовали с пирамидами, в которых поклонялись Баал-Хаммону и Мелькарту. Клан Танатис, воцарившись в Карфагене, принес с собой греческую культуру, но не стал выжигать привычные верования, поэтому по прошествии веков обе культуры переплелись настолько тесно, что далеко не каждый житель