Посещение Байконура при запуске спутника, возможность обратиться по телевидению не только к определенной и специально подобранной аудитории, но свободно ко всему СССР – жесты, значение которых генерал де Голль мог по достоинству оценить. Он знал, что такие возможности были открыты только для него. Его встречи с советской общественностью описаны очень многими французскими журналистами, освещающими этот визит, и советскими журналистами, но описаны очень по-разному. Для одних генерал собирал толпы и приводил их в восторг. Для других, например корреспондента «Фигаро», говорить о толпах было бы серьезным преувеличением. Однако можно сделать вывод, что общение генерала де Голля с советским народом оказалось, несомненно, более впечатляющим и теплым, чем в 1944 г.139 Разница между статусом мало кому известного в военные годы генерала и французского президента, только что переизбранного на новый семилетний срок, огромна, и советский народ это осознавал. Все свидетели также отмечают, что генерал производил на аудиторию большое впечатление своей способностью говорить, не читая. Какой резкий контраст с советскими лидерами, неспособными ни на секунду оторваться от бумажки! Жителей СССР также поражало, что де Голль произносил некоторые фразы по-русски. Он делал это постоянно. Его переводчик князь Андронников повторял их вместе с ним, и де Голль тщательно работал над произношением, вызывающим безусловное восхищение всех, кто его слышал. Советская общественность очень скоро заметила разницу между естественностью и ораторским талантом французского генерала и столь официозными и косноязычными выступлениями своих руководителей.

Но самое главное происходило в ходе бесед с Брежневым, состоявшихся 21, 22 и 29 июня. Длительные, тщательно подготовленные обеими сторонами встречи протекали, несмотря на существенные расхождения во взглядах, в теплой обстановке. Каждый из собеседников знал позицию оппонента. Эрве Альфан (он напомнил об этом в своих «Мемуарах») так резюмировал позицию своего президента: «Цель генерала де Голля не изменилась. Речь по-прежнему идет о создании европейской общности от Атлантики до Урала, в которой Германия постепенно объединится, при условии сохранения ее нынешних границ и безъядерного статуса».

Проект Москвы был не менее конкретным. Министр иностранных дел Громыко напомнил об этом 27 апреля 1966 г.: СССР считает, что проблемы безопасности должны решаться странами европейского континента в рамках общеевропейской конференции. А «Правда», цитируя слова министра 20 мая, добавляет к ним недвусмысленное напоминание: «Генерал де Голль уже в 1960 году заявил, что нужно попытаться объединить две части европейского континента и совместно претворять в жизнь мирный проект от Атлантики до Урала». Этот комментарий, подписанный известным журналистом Юрием Жуковым, ясно показывал: от генерала де Голля ждали, что тот примет и поддержит советскую концепцию, логическим заключением которой было утверждение европейского статус-кво на основе решений Ялты и Потсдама.

Открывая встречу 21 июня, Брежнев предложил генералу де Голлю выбрать тему дня, и его гость остановился на Европе. С самого начала генерал напомнил, что современная европейская ситуация, разделение континента, была одобрена в отсутствие Франции, в то время как СССР участвовал в организации Ялтинской и Потсдамской конференций. Далее генерал задал вопрос: «Является ли окончательным то, что было сделано 22 года назад?»

Брежнев ответил, что должны быть приняты во внимание два новых фактора: ГДР стала настоящим государством, в то время как другая Германия, Федеративная Республика, взращивает реваншистские настроения, угрожающие Европе. В этой перспективе предлагаемое де Голлем объединение Германии едва ли возможно. Генерал возразил, что в настоящей ситуации безопасность Европы является основополагающей проблемой, которую нужно решить. А разделенная, недовольная Германия – даже если мы берем за данность, что ее границы 1945 г. окончательны и она никогда не получит доступа к ядерному оружию, – угрожает безопасности континента. Действительно, ощущение ущемленности и вызванная им горечь могут превратить ее в лакомый кусок, ставку в советско-американском соперничестве. «Для безопасности Европы нужно, – говорит де Голль, – чтобы германский вопрос решался внутри Европы»140. Брежнев согласился с этим, но тут же добавил, что США заняли прочные позиции в Европе и что Германия их плацдарм на континенте и самый верный союзник в деле сохранения этих позиций. Для выхода из такой ситуации он предложил созыв конференции, которая собрала бы все европейские страны и на которую не были бы приглашены США141. Признание ГДР Францией, добавил он, способствовало бы нормализации отношений между европейскими государствами и ослабило бы возможности США. Тогда генерал де Голль подробно изложил свою позицию, которую Москва не могла не знать. Безусловно, созыв европейской конференции желателен, но она могла быть организована только при достижении разрядки, над которой СССР и Франция должны работать. Что же касается признания ГДР, то оно не имеет никакого смысла, поскольку ГДР – не государство, но искусственная конструкция. Затем генерал де Голль напомнил Брежневу позицию, которую он безуспешно защищал в Москве в 1944 г. Он выступал за организацию конфедерации немецких государств во избежание появления нового Рейха, который в один прекрасный день возьмется за старое. Таким образом, беседа подтвердила реальное расхождение точек зрения СССР и Франции. Но она также показала наличие у советской стороны видения будущего, благоприятствующего разрядке, пусть и в ином ракурсе, чем у генерала де Голля. Для сглаживания противоречий Брежнев не скупился на лестные замечания в адрес Франции: «Мы считаем, что сила – это одно, а политика – совсем другое. Мы хотели бы, чтобы Франция стала сильной, потому что политика Франции будет справедливой». Еще одно лестное замечание – в отношении решения де Голля по поводу НАТО, важность которого Брежнев многократно подчеркивал. Для смягчения отрицательного впечатления, вызванного открытым озвучиванием разногласий, в дело вступил Косыгин, выдвигая конкретные предложения, способствующие улучшению ситуации в Европе. Усилить кооперацию между европейскими странами, проводить политику систематических консультаций между ними, увеличить количество экономических соглашений, а также широко обнародовать это сближение. Наконец, представить франко-советские отношения как пример примирения двух Европ.

Было очевидно, что после обсуждения вопроса о Европе в ходе первой встречи на следующей, состоявшейся утром 22 июня, собеседники сосредоточатся на двусторонних отношениях, которые должны стать примером другим. С самого начала Брежнев заявил, что СССР подготовил два проекта соглашений по вопросам сотрудничества в области науки и экономики. Он подчеркивал свое стремление к развитию обмена делегациями в этих областях и выдвинул две конкретные меры, способствующие усилению кооперации. Он предложил установить прямую телефонную связь – по аналогии с красной линией Вашингтон–Москва – между Парижем и Москвой на самом высшем уровне. А также напомнил важность цветного телевидения и свое пожелание, чтобы технология SECAM, используемая обеими странами, была поставлена на поток и распространена во всей Европе. К этим проектам, в отношении которых генерал де Голль выразил свое одобрение, он добавил соглашение в сфере космоса, которого хотел бы достичь. В дополнение он выразил сожаление, и его министр иностранных дел полностью поддержал его в этом пункте, по поводу определенных трудностей во франко-советских торговых отношениях, столь разбалансированных и недостаточных, что, например, объем франко-советской торговли в денежном выражении в значительной мере отставал от объема советско-финской торговли. Для преодоления проблем, тормозящих развитие торговых отношений, Косыгин предложил создать смешанную комиссию, ввести режим наибольшего благоприятствования и, возможно, организовать обмен на основе безналичного расчета, в котором будут также участвовать другие социалистические страны, такие, как Польша, Чехословакия, ГДР, Венгрия и Болгария142. Эти предложения встретили искренний интерес генерала де Голля, стремящегося к расширению франко-советской торговли, а также желающего придать дебатам более позитивный характер.