Когда тема двусторонних отношений была исчерпана, наступила очередь широкого обзора и анализа ситуации в мире, с уделением особенного внимания Вьетнаму: оба собеседника находили ситуацию там неприемлемой и выступали за решение, опирающееся на право вьетнамского народа выбирать свою судьбу. Этот обзор позволил Брежневу в очередной раз выразить свое одобрение международной политике Франции, а генералу де Голлю – признать мирный характер политики СССР. Широко обнародовав свое согласие в отношении международной ситуации, де Голль и Брежнев констатировали, что список вопросов, которые они хотели бы обсудить, не исчерпан, обосновывая необходимость встречи, назначенной на 29 июня, по возвращении де Голля в Москву, для новой и последней беседы. Если учесть, что эта встреча не была предусмотрена программой визита, где на этот день планировалось лишь «завершение переговоров», за которым следовал прием в Кремле, это изменение свидетельствует о настоящем более или менее теплом общении, установившемся между двумя главами государств, которое побуждало их к возобновлению разговора, отмеченного расхождениями во мнениях по одним вопросам, но также общим видением по другим. Встретившись с Брежневым и его коллегами вечером 29 июня, генерал де Голль призвал Москву, как собирался это сделать и Париж, поддержать переизбрание У Тана генеральным секретарем ООН. По вопросу об этих перевыборах и в отношении ООН в целом согласие между Москвой и Парижем было легко достижимо. Но затем дискуссия, как обычно, снова зашла в тупик по германской проблеме. Брежнев вновь настаивал на необходимости «не придавать столь серьезного значения германскому вопросу», плохо воспринимаемому в силу того, что его слишком часто рассматривают в рамках советско-американских отношений. «У французов иногда вызывает обеспокоенность, – сказал он, – их место на международной арене, где на первом плане не только противостояние, но и взаимодействие СССР и США». Франция, подчеркивал он, не зависит от этих взаимоотношений, не является их составляющей, значение которой изменяется в зависимости от соотношения сил между Москвой и Вашингтоном, у нее есть свое особое место, и его наличие полностью соответствует «государственному интересу» советской политики143, а воля Франции к независимости еще более усиливает этот интерес. К тому же (и здесь он возвращается к постоянной теме) сложность германского вопроса усиливается присутствием американцев в Европе. «Если бы Европа могла освободиться от иностранного присутствия и управлять своими делами в духе добрососедства, германская проблема была бы решена». Эта фраза открывает генералу де Голлю возможность высказаться в защиту разрядки в Европе, разрядки, которая невозможна без немцев. Нужно «покончить с “холодной войной”», утверждает генерал де Голль и добавляет: «Франко-советское соглашение могло бы утвердить в Германии и во всем мире новое мировоззрение». Точки соприкосновения Франции и СССР по германской проблеме – неприкосновенность границ и запрет ядерного оружия – должны способствовать складыванию этого нового видения, что и станет путем к разрядке.

В течение всей этой последней встречи генералу де Голлю удавалось успешно отстаивать свою линию. Только разрядка позволит урегулировать германский вопрос и обеспечить безопасность в Европе. Но эту проблему невозможно решить без участия США, а разрядка невозможна без участия Германии. Брежнев без возражений выслушал эту точку зрения144, сознательно не принимавшую во внимание стремление Москвы к урегулированию европейских проблем без американского вмешательства. Брежнев не будет больше пытаться повлиять на стремление Франции, отраженное в речи генерала о разрядке, к преодолению не только конфликтных отношений в Европе, но прежде всего Ялтинской системы, Европы, разделенной на 2 блока. Кроме того, генерал де Голль непрестанно напоминает о том, что Франция не принимала участия в создании этой разделенной Европы и по этой причине ее стремление к изменению ситуации 1945 г. – совершенно легитимно.

Хотя в ходе беседы главы двух государств многократно возвращались к германскому вопросу, они почти совсем не упоминали о «советизированной» Европе, но о ней и ее освобождении говорилось между строк во всех выступлениях генерала. Разрядка, которую он с таким жаром защищал, это – возможность возвращения к объединенной Европе.

Визит генерала де Голля закончился подписанием 2 соглашений. Первое – о сотрудничестве в освоении и изучении космоса в мирных целях, второе – об экономическом и научно-техническом сотрудничестве. По условиям последнего соглашения и в целях стимулирования развития обменов статья 4 учреждала «совместную франко-советскую комиссию», которая должна была собираться как минимум раз в год попеременно в обеих странах. Эта комиссия, названная «Большой комиссией» и находившаяся под совместным председательством Мишеля Дебре с французской стороны и заместителя председателя Совета министров СССР Владимира Кириллина, впервые собирается в Москве в ноябре 1966 г.; в следующем месяце она принимает решение о создании «Малой комиссии», объединявшей смешанные рабочие группы. Окончательный вариант декларации также предусматривал установление прямой телефонной линии между Кремлем и Елисейским дворцом и регулярные политические консультации. Философия кооперации и обменов распространяется на все сферы – политику, культуру, науку, экономику – и находит свое выражение в декларации, обнародованной 30 июня. Имеющая первостепенное значение по своему содержанию, эта декларация также стала политическим символом франко-советских отношений145. До визита, во время его подготовки, Кремль подчеркивал свое стремление увенчать усилия по сближению двух стран подписанием соглашения «в надлежащем порядке и надлежащей форме», как своего рода воспроизведения договора 1944 г. Целью визита был официальный политический договор, о чем неоднократно напоминал советский посол в Париже Зорин. Кстати, разработанный советской стороной проект назывался «Договор об отношениях между СССР и Французской Республикой». Однако генерал де Голль с самого начала решил, что его визит должен закончиться подписанием простой совместной декларации, что и произошло. Интересно отметить, что советская дипломатия столкнулась с такой же неудачей в 1967 г., с Великобританией146. В ходе визита туда советского премьер-министра Косыгина МИД разработал проект договора о дружбе и мирном сотрудничестве, который был отвергнут Лондоном. Эти две попытки официально оформить политические связи между СССР и Францией и Великобританией наводят на мысль, что в 1966–1967 гг. советская дипломатия рассчитывала на такие договоры как на средство для подготовки общеевропейской конференции. Твердая позиция генерала де Голля в этом вопросе не помешала Москве сделать такую же попытку в Лондоне, но, возможно, именно позиция Франции способствовала британскому сопротивлению давлению со стороны СССР. Если отсутствие документа, юридически оформляющего их политические связи, разочаровало советскую сторону, во Франции оно в то же время способствовало распространению мнения, что визит не привел к серьезному результату. Жан Лакутюр, опираясь на слова Андре Фонтена, свидетеля события, отмечает, что «присутствующие не сохранили воспоминаний о серьезных переговорах», и заключает: «Ничего особенно нового»147. В Париже некоторые политики, те же, кто критиковал решение о выходе из НАТО, называли де Голля наивным, как, в частности, посол Болен.