фактам общественной жизни». Далее он отмечает: «В этнологии не будет никакого прогресса до тех пор, пока ученые раз и навсегда не избавятся от занятного предубеждения, будто все имеет свою историю; до тех пор, пока они не поймут, что определенные идеи и понятия настолько же абсолютны для человека как общественного существа, как специфические физиологические реакции абсолютны для него как существа биологического». По мнению доктора Радина, к этим предельным понятиям относится и монотеизм. Зачастую такой монотеизм является всего-навсего признанием того факта, что миром правит единая, темная и непостижимая сила. Но иногда эта сила может быть по-настоящему нравственной и духовной.

В девятнадцатом столетии даже самые проницательные мыслители поддавались маниакальному увлечению историей и утопическими пророчествами, забывая о вневременных фактах вечности. Так, Т. Х. Грин[193] писал о мистическом единении как об эволюционном процессе, а не как о состоянии, которое человек, будучи человеком, всегда имеет возможность осуществить (о чем говорит обилие свидетельств). «Животный организм, располагая историей во времени, постепенно становится оболочкой вечно полного сознания, каковое само по себе не может иметь истории, кроме истории процесса, в ходе которого животный организм становится его оболочкой». Но на самом деле подлинное историческое развитие возможно только для второстепенного знания. За короткий срок попросту не получится накопить достаточное количество навыков и сведений, а потому знание о материальном мире будет несовершенным. Но непосредственное восприятие «вечно полного сознания», этой основы материального мира, открывает такую возможность, время от времени осуществляемую отдельными людьми практически на любой стадии развития их собственной личности, с раннего детства до глубокой старости, и в любой период истории человечества.

Глава 2

Природа основы

Исходной точкой нашего повествования выступила психологическая доктрина «Ты – это Оно». Теперь вполне естественно будет задаться метафизическим вопросом – что такое «Оно», свое сходство с которым может обнаружить «Ты»?

На этот вопрос полностью разработанное учение Вечной Философии во все времена и во всех уголках земли давало один и тот же ответ. Божественной Основой сущего является духовный Абсолют, невыразимый в категориях рассудительного мышления, однако при определенных условиях непосредственно воспринимаемый и осознаваемый людьми. В мистической фразеологии индуизма и христианства этот Абсолют именуется Богом-без-формы. Высшая цель человека, главнейший смысл человеческого существования состоит в обретении человеком объединительного знания о божественной Основе; это знание доступно лишь тем, кто готов «умертвить себя» в себе и тем самым как бы освободить место для Бога. Только отдельные представители рода людского в каждом поколении способны к достижению этой высшей цели человеческого существования; но возможность обрести объединительное знание в том или ином виде будет постоянно возникать до тех пор, пока все разумные существа не осознают, кем они в действительности являются.

Абсолютная Основа сущего имеет и личностную сторону. Деятельность Брахмана проявляется в Ишваре, которая далее воплощается в индуистской Троице[194] и далее по нисходящей, в других богах и ангелах индуистского пантеона. Точно так же для христианских мистиков невыразимое и лишенное свойств Божество проявляется в Троице, в которой налицо такие человеческие качества, как доброта, мудрость, милосердие и любовь, разве что возведенные в превосходную степень.

Наконец вспомним о воплощении Бога в человеческом существе, которое обладает теми же качествами, что и личностный Бог, но неизбежно выказывает их в меньшей степени вследствие ограничений, налагаемых тленным телом, рожденным на свет в конкретный момент времени. Христиане верили и продолжают верить, ex hipothesi[195], что возможно единственное воплощение Бога; с точки зрения индуистов, подобных воплощений может быть множество[196]. В христианском мире и на Востоке мыслители, следующие тропой благочестия, трактуют и непосредственно воспринимают божественное воплощение как постоянно возобновляемый опыт. Бог-Отец вновь и вновь зачинает Христа в человеческой душе, а забавы Кришны[197] есть псевдоисторический символ вечной психологической и метафизической истины: по отношению к Богу человеческая душа всегда пассивна и женственна.

Буддизм махаяны выдвигает те же самые метафизические положения в форме учения о Трех телах Будды – абсолютном теле Дхармакая (оно известно еще как Исходный Будда, Разум и Чистый Свет Пустоты); теле Самбхогакая, соответствующем Ишваре или личностному Богу иудеев, христиан и мусульман; наконец теле Нирманакая, материальном теле, в котором Логос воплощается на земле как живой, исторический Будда.

Для суфиев Аль-Хакк – Истинный[198] – является, похоже, божественным первичным хаосом за спиной личностного Аллаха, а Пророк изымается из истории и признается воплощением Логоса.

Некоторое представление о неистощимом богатстве божественной природы можно получить из пословного анализа того обращения, с которого начинается молитва «Отче Наш»: «Отче Наш, иже еси на небеси». Господь – наш в том же самом глубинном смысле, в каком нашими являются наше сознание и наша жизнь. Но, будучи имманентно нашим, Он одновременно трансцендентален: это Отец, Который любит Свои создания и к Которому в ответ обращены их любовь и ему верность. «Отче Наш, иже еси»: если рассматривать глагол по отдельности, становится понятно, что имманентно-трансцендентальный личностный Бог есть в то же время имманентно-трансцендентальный Единый, суть и верховный принцип бытия. В завершение отметим пребывание Бога «на небеси», божественная природа отлична от созданий, которым Бог имманентен и несоизмерима с их природой. Вот почему мы сможем обрести объединительное знание о Боге, лишь когда сами, в определенном смысле, делаемся богоподобными, когда уничтожаем в себе тварное царство ради проникновения в Царство Божье.

Всевышнего можно почитать и созерцать в любом Его проявлении. Но почитание какой-либо одной Его стороны в ущерб всем остальным равнозначно впадению в серьезный духовный грех. Так, если мы обращаемся к Богу, заранее воображая Его личностным, трансцендентальным, всемогущим повелителем мира, то велик риск запутаться в религии неукоснительного соблюдения правил, отправления обрядов и принесения искупительных жертв (порой откровенно жутких). Это неизбежно, поскольку, будь Господь недоступным властителем где-то там, наверху, отдающим загадочные повеления, именно религия такого рода наиболее уместна в подобной космической ситуации. Лучшей характеристикой ритуального легализма будет утверждение, что он принуждает к подобающему поведению. Зато он практически не воздействует на человеческий нрав и не затрагивает человеческое сознание.

Совсем другое дело, если трансцедентальный и всемогущий личностный Бог рассматривается одновременно как любящий Отец. Искреннее почитание такого Божества меняет характер и поведение человека, оно способно отчасти изменять сознание. Но полная трансформация сознания (то есть «просветление», «освобождение» и «спасение») осуществляется только тогда, когда Бога воображают таким, каким Его видит Вечная Философия – имманентным и трансцендентальным, сверхличностным и личностным, – и когда религиозные обряды изменяются согласно этому представлению.

Если Бог исключительно имманентен, то от легализма и внешних обрядов отказываются, сосредоточиваются на обретении «внутреннего Света». Здесь опасность сулят квиетизм и антиномизм[199],