года на одном из крупных столичных мясокомбинатов начала работать поточная линия по выпуску московских 50-граммовых котлет. Интересны хронологические совпадения – выдвижение лозунга «Догнать и перегнать Америку за три года по производству мяса, молока и масла на душу населения» 22 мая 1957 года, внедрение механизации разного рода конвейеров и автоматов для производства котлет 17 июля, судьбоносное постановление о массовом жилищном строительстве 31 июля. «Московские котлеты» многим нравились, хотя, в отличие от «микояновских», половину массы их фарша составлял хлеб.

Всякого рода мясные полуфабрикаты делали и в домовых кухнях. Они возникли почти одновременно с «хрущевками», представляли собой нечто среднее между магазином и заведением общепита и по праву могут считаться характерной приметой быта оттепели. Символично звучало название новой институции. Привязанное к слову «дом», оно выглядело как антагонист популярному в 1920–1930-х годах термину «фабрика-кухня». Дом всегда является сосредоточием частной жизни человека. Этот постулат лежит в основе западных представлений о личной свободе. Домовая (с ударением на третьем слоге) кухня – демонстрация демократических перемен в советском обществе в эпоху десталинизации. Питаться, оказывается, можно не в фабрично-заводской или учрежденческой столовке, а дома, затратив на приготовление пищи минимум времени.

В феврале 1959 года властные структуры сформировали целую концепцию развития системы общественного питания. Предполагалось, что оно станет «массовым, удобным и выгодным для населения». Правительственное постановление «О дальнейшем развитии и улучшении общественного питания» предусматривало увеличение сети столовых, чайных, кафе и различного рода закусочных. Одновременно при них предполагалось создать отделы для продажи различных полуфабрикатов. В целом все соответствовало развивавшимся тогда в мире тенденциям автоматизации общественного питания. В СССР власти все же пыталась политизировать эти процессы, считая их «важной государственной задачей» периода «развернутого строительства коммунистического общества». Правда, эта «советская несоветскость» на первых порах не мешала развитию сети домовых кухонь. Они стали распространителями полуфабрикатов – своеобразного пищевого фетиша времен оттепели.

Сеть домовых кухонь быстро расширялась. В начале 1959 года только в Ленинграде работало 13, а в конце того же года уже 22 таких заведения. С 1959 по 1965 год количество домовых кухонь в РСФСР возросло более чем в 10 раз – с 90 до 1000. «Краткая энциклопедия домашнего хозяйства» (1959) – знаковое издание, запечатлевшее многие бытовые реалии эпохи «хрущевок», – разместила на своих страницах подробное описание принципиально нового учреждения советского общепита, организуемого, как правило, «в больших жилых массивах в первых этажах жилых домов». По данным энциклопедии, домовые кухни имели обычно три отдела: отпуска обеда на дом, полуфабрикатов и кулинарии, а также кондитерский. Интересна и информация о возможности предварительных заказов блюд по телефону, а также о доставке еды на дом.

На первых порах об открытии каждой домовой кухни, тем более в новых районах, с восторгом писала советская пресса. В «Ленинградской правде» летом 1958 года сообщалось: «Здесь (в домовой кухне. – Н. Л.) готовят не только вкусные блюда, но и всегда разнообразные. На выбор всегда три первых, пять-шесть вторых блюд… В продаже – в широком ассортименте изделия мясной и рыбной кулинарии, полуфабрикаты, пироги, пирожки, кондитерские товары». Новые институции общественного питания появились в годы оттепели и в периферийных городах. Настоящим событием для жителей Хабаровска стало открытие летом 1960 года в здании новой постройки первой в городе домовой кухни. Предполагалось, что она сможет «отпускать» на дом до 350 обедов ежедневно. Новые заведения общепита вызывали интерес и у жителей центральных городских районов, и у новоселов, получивших наконец вожделенные отдельные квартиры.

Ныне трудно сказать, нравились ли советским людям блюда, которые готовили в системе хрущевского быстрого питания. В газетах конца 1950-х – первой половины 1960-х годов то и дело печатались восторженные письма по поводу работы новых учреждений «недомашней» еды. Некая ленинградская пенсионерка, судя по публикации «Ленинградской правды» в январе 1962 года, очень хвалила работу одной из домовых кухонь: «Здесь всегда большой выбор первых, третьих и особенно вторых блюд – мясных, рыбных, овощных, – писала женщина. – Стоимость одного обеда, как правило, не превышает 50 копеек. Покупателю остается лишь принести обед домой, подогреть его и есть на здоровье». В постперестроечных воспоминаниях, напротив, заведения готовой еды в основном ругали. Известный питерский искусствовед Михаил Герман характеризовал домовые кухни как «вонючие лавочки, где торговали полуфабрикатами для очень здоровых желудков». Но одновременно, сам того не желая, талантливый мемуарист отразил специфическую знаковость новых форм общепита. В 1964 году Германа, тогда еще начинающего ученого, автора недавно вышедшей книжки о художнике Оноре Домье, пригласил в гости известнейший художественный критик Александр Каменский. Дело происходило в Москве. Молодой исследователь был смущен лаконичностью пространства обитания маститого искусствоведа: «Нельзя даже сказать, что здесь было „презрение к быту“. К быту вообще не было никакого отношения, он не был сюжетом. Я не знал тогда, какой простой может быть настоящая московская интеллигенция». Так вот, в доме такого человека не постеснялись накормить гостя купатами из домовой кухни – быстро, не слишком дорого и вполне в контексте современных мировых тенденций.

В художественной литературе 1960-х годов тоже можно обнаружить свидетельства вполне лояльного и заинтересованного отношения жителей типовых квартир к новым формам общественного питания. Главный герой повести Анатолия Рыбакова «Каникулы Кроша» (1964–1965) живет в новом, построенном в 1958 году доме, где есть домовая кухня. Это приводит юного Кроша к логичному умозаключению: «Питаться можно». И это правда. Ведь справлялись с проблемой еды экономные французы, владельцы ашелемов, сдержанные англичане, селившиеся в «префабах», организованные немцы, осчастливленные «франкфуртскими кухнями», а также финны, шведы, итальянцы, греки и т. д. и т. п. – в общем, все те, кто жил в 1950–1960-х годах в социальном жилье. Их не слишком угнетали размеры кухонь, так как на Западе уже повсеместно функционировали универсамы, торговавшие полуфабрикатами, и существовала развитая сеть общепита. Но главное, что там не было «советскости по-хрущевски», явления, постоянно погружавшего обывателя в состояние стресса. Сначала разразились молочный и мясной кризисы 1957–1959 годов – результат игры в «догонялки» с США. Затем возник хлебный коллапс 1962–1964 годов – последствия чрезмерного увлечения посадкой кукурузы повсеместно. Правда, власть все списала на бесхозяйственное расходование хлеба и зерновых самим населением. Свидетельством тому является опять-таки материал из «Крокодила», а именно карикатура Ивана Сычева «На выпасе» в 28-м номере журнала за 1962 год. На рисунке изображена мерзкая и наглая корова, пожирающая свежеиспеченный хлеб в булочной. Все это происходило на фоне перманентной нехватки рыбы как последствия форсированного строительства гидростанций и затопления посевных земель.

К середине 1960-х годов домовые кухни явно перестали быть интересными власти, что сразу отразилось на их численности. В Ленинграде, например, за 1960–1963 годы открыли всего лишь 19 домовых кухонь, тогда как за один