классиков от науки, как в глухую стену. А между тем, фокус в том, что, подставляя вполне разумные, теоретически возможные значения известных нам переменных, червоточина будет находиться в системе таких же червоточин, количество которых, в зависимости от значений переменных, будет равняться пяти, восьми или даже пятидесяти трём. И это уже совсем другой уровень. Такого оборота точно никто не ожидает. Я бы сказал, система суперпозиций, суперпозиция второго порядка. Не совсем корректный термин, однако не будем пока придираться к мелочам. Каким образом червячная дыра может находиться в такой системе в состоянии суперпозиции, я пока не могу сказать, нужно ещё раз проанализировать выкладки. Будет ли она вообще находиться в состоянии суперпозиции, это вообще большой вопрос, так сходу я даже представить себе не могу. Для этого нужны, по меньшей мере, карандаш и бумага, в голове такую систему уже не удержать. Но факт остаётся фактом: как это ни странно, не стоит доверять авторитетам, имей собственное мнение, ищи свой путь, нужно лишь немного терпения. И смелости. И наглости. «Неплохое сочетание», — внутренне усмехаюсь я и мысленно возвращаюсь к исходной системе уравнений. Однако почти сразу же меня отвлекают.

— Стефан, — говорит Ар, возвращая меня к реальности, — сейчас поосторожнее. Будьте предельно внимательны.

— Хорошо, — отзываюсь я, несколько недовольный тем, что оторвали от увлекательных рассуждений. — А что, собственно, случилось? — недоумеваю.

— Мы пришли, — говорит Ар, останавливается и поворачивается ко мне. — Постарайтесь поменьше шуметь.

— Извините, — смущённо говорю я, а сам, если честно, не совсем понимаю, за что извиняюсь.

В самом деле — вовсе не шумел, всю дорогу вёл себя вполне прилично. «Чего он ко мне привязался?» — внутренне возмущаюсь я, но видимо, так и нужно. Скромнее нужно быть, проще, вплоть до постоянного чувства вины. Не звали нас сюда, точно говорю — не звали. А мы — имею в виду, разумеется, землян — мало того, что заявились без приглашения, так ещё и наследили. «Порядочно насвинячили», — про себя обвиняю землян, параллельно удивляясь, с чего бы это меня так проняло? Наверное, принял на свой счёт, а ведь не стоило.

— Сюда, — говорит Ар, они расступаются, представляя моему взору конец тоннеля.

Тупик, почти сплошная стена, лишь внизу небольшое отверстие. Не такое уж и небольшое, если присмотреться, метр в диаметре, почти правильной круглой формы. Находится на уровне ног, почти касается пола, и с той стороны пробивается желтоватый свет. Тусклый, но мне почему-то кажется, что с той стороны дыры он намного ярче. Конечно, ярче, это скорее какие-то отблески или же затенение. Сложно объяснить словами, но внутреннее ощущение подсказывает, что с той стороны очень светло, почти как днём.

— Что там? — спрашиваю я, указывая на дыру. Глупый жест, да и вопрос умным не назовёшь, но что-то же нужно сказать.

— База, — тем не менее, отвечает Ар, — цель нашего путешествия. Хотите увидеть? — спрашивает он, но угадывая моё смущение, невозмутимо произносит: — Хорошо, я первый, — нагибается и лезет в проём.

Довольно ловко у Ара получается, несмотря на громоздкий скафандр, через полминуты он уже на той стороне. Я нерешительно смотрю на Стеллу, а она с холодом в голосе говорит:

— Теперь вы, Стефан.

Делать нечего, я протискиваюсь вслед за Аром, хотя это далеко не из приятных занятий. На самом деле, в длину тоннель не более двух метров, казалось бы — чего тут сложного? Пролезть на четвереньках небольшое расстояние. Однако следует соблюдать осторожность, чтобы не зацепиться элементами скафандра за каменные неровности. Минут пять уходит на то, чтобы долезть до конца, после чего понимаю, что очутился на некоем подобии балкона. Да, что-то вроде балкона, такие ещё можно встретить в старых театрах. Уступ или ниша в каменной стене с полутораметровым бордюром, а вверху каменный потолок, гигантский купол, подпёртый металлическими конструкциями. Возможно, впрочем, и не подпёртый, возможно, конструкции служат какой-нибудь другой цели, но одно очевидно: огромная пещера обжита, а может быть, имеет искусственное происхождение. Этакая подземная галерея. Зал на тысячу персон. «Интересно, а что там, с той стороны бордюра?» — думаю я, а сам наблюдаю за Аром и потихоньку оглядываюсь по сторонам. До смерти интересно. На балконе довольно просторно: мы с Аром разместились вполне комфортно, а если потесниться, то найдётся место и для Стеллы. «Светло», — решаю я, замечая, что источник света находится за бордюром, внизу. В самом деле, как в театре. Очень редко хожу на спектакли, но как-то раз довелось посидеть на балконе. Так вот — очень похоже, хотя, разумеется, не совсем то. Ар приподнимается и осторожно заглядывает за бордюр.

— Смотрите, Стефан, — тихо говорит он.

Я тоже поднимаюсь. Поначалу невозможно ничего различить, но потом, поняв, что передо мною, я не могу поверить своим глазам.

Глава 23. Отрицательная энергетика

Людской муравейник. Весь пол пещеры заполнен людьми. Серая безликая масса. Сложно разобрать, что они там делают. Двигаются, ходят, сидят. Живут. Целая площадь людей. Площадь в несколько футбольных полей. Вероятно, несколько тысяч человек. Целый город под искусственным солнцем. «Лагерь для военнопленных», — первое, что приходит в голову.

— Это только одна из галерей, — поясняет Ар. — Всего их восемь. Точнее, я насчитываю восемь. Возможно, их и больше, но я видел только восемь. — Ладонью он ободряюще постукивает меня по плечу, весьма кстати — даёт понять, что это не сон. Не привиделось, а самая настоящая явь. Не галлюцинация, а объективная реальность. Какая-то извращённая, исковерканная реальность. Будто бы из параллельной вселенной. Видение из мрачного человеческого прошлого.

— Почему… серые? — с трудом произношу я, приглядываюсь и понимаю, почему.

С высоты полусотни метров можно различить отдельные фигурки и разглядеть их одеяния — не детально, а в общих чертах. Все они, те, что внизу, одеты одинаково — в какие-то мешковатые униформы, то ли робы, то ли комбинезоны, то ли просто мешки с дырами для головы, рук и ног. Явно ущербная одежда, если это вообще можно назвать одеждой. Узники двигаются, что-то делают, ходят из стороны в сторону. Делают это вяло, уныло, будто бы в прострации, как зомби. Движения лишены смысла, одухотворённости и цели. Как марионетки в руках неумелого кукловода. Мне даже кажется, что могу различить их лица, и они такие же серые, как одежда. Они мрачные и тупые. Высоко, конечно, толком не видно. «Наверное, только кажется», —