Полагая, что легко переживет этот жуткий случай, Лютый сильно ошибался. Он продолжал ходить на работу, иногда шатался по городу, даже ездил на заказы с чаепитиями, почти не опасаясь подвоха, — но за спиной чудились черные тени, а наушники все чаще оказывались в рюкзаке, а не в ушах. Хорошо, что сейчас рядом Вик и никто не посмеет напасть: кому охота напороться на острые шакальи зубы? У Лютого, конечно, хтонический вид тоже внушительный, зато реакция как у тормоза, и если бы он сейчас ходил один, то ни за что не отвлекся бы на детство, цыплят и лису. Вдруг бы выпрыгнули из-за угла, накинулись толпой…

Снова тряхнув головой: гулять вышел или в мыслях копаться? — Лютый замечает кафе. Мороз больше не пытается лишить носа, но, может, все же зайти? Выпить чаю, погреться, перекусить и просто поболтать с Виком: на улице разговаривать слишком холодно. Только бы по случаю погоды в кафе не собралась половина города!

— Зайдем? — Лютый кивает на дверь.

— Давай, — охотно соглашается Вик, и Лютый улыбается.

Он со дня знакомства уверен: Вик — пример для подражания, если не как человек, то как хтонь. Конечно, Вик не раз повторял: «Во мне нет ничего особенного, я самый обычный!» — но самые обычные хтони не красят глаза, не улыбаются тепло и жутко, словно хотят тебя сожрать, не помогают всем и каждому, кого встречают на пути. А главное — у них нет больших пушистых ушей, которыми Вик выразительно и совершенно естественно шевелит. Можно подумать, он никогда не был человеком: родился шестилапым шакалом, а человеческий вид потом наколдовал.

И как с ним дружить, если хочется и вместе гулять — и наблюдать за ним со стороны? Так, наверное, чувствуют себя преданные фанаты всяких музыкантов, актеров, писателей…

Но к этим сомнениям Лютый вернется потом. А пока можно толкнуть дверь кафе и развязать шарф: уж сюда-то холоду ни за что не пробраться.

Они садятся за столик в углу, берут зеленый чай с имбирем и по лимонному десерту. Пальцы у Лютого подрагивают — а ведь это далеко не первая их с Виком прогулка, что за дурацкое волнение? Поэтому из чашки он отпивает преувеличенно аккуратно, маленькими глотками, к десерту почти не притрагивается и дышит медленно-медленно, стараясь успокоиться.

Сколько недель Лютый не гулял? Не от дома до работы и обратно, сворачивая под настроение на попутные улицы, а где-нибудь в другом районе или даже в пригороде, вооружившись мелками или маркерами, заводя разговоры с духами, которые встречаются на пути. И уж тем более сколько недель он не гулял с Виком — с которым вечно не совпадали то выходными, то физическим состоянием или попросту желанием?

А тут — раз! — все сложилось, и даже морозная погода не стала помехой. А Лютый сидит и нервничает, как полный дурак. Пускай занята едва половина столиков, даже нечаянное чужое внимание царапает кожу: кажется, что людям прекрасно известны душевные метания и все они обсуждают, осуждают и беззвучно смеются. Надо было все-таки позвать домой. Но разве так уж плохо погуляли? И пойдут гулять дальше, как только перекусят.

Вику плевать на других людей: спокойный как удав, он уплетает десерт, запивая чаем. А потом вдруг ловит взгляд:

— Слушай, все хотел спросить… Почему тебя Лютым назвали?

Тихонько фыркнув, Лютый делает еще один осторожный глоток и предупреждает:

— Ты не представляешь, насколько это скучная история.

— Не представляю! — мотает головой Вик. — Расскажи, пожалуйста, чтобы я представил.

Если он хочет… Какой-то день воспоминаний сегодня получается.

— Я тогда учился в средней школе, и моим любимым словом было «лютый». «Люто нравится», «люто устал», «лютая сегодня домашка» и все такое. Ну вот друзья и прозвали Лютым. Я сначала обижался: я что, лютый зверь, хоть и хтонь? — а потом привык. Да и прозвище потеряло смысл, превратилось в интересное сочетание звуков, с которым мне понравилось себя ассоциировать. Так что школу я закончил больше Лютым, чем Максом, и дальше всем так и представлялся. Как видишь, ничего интересного. — Спохватившись, Лютый прибавляет с улыбкой: — Мама, узнав о прозвище, пошутила, что это потому, что я в феврале родился. Даже не поспоришь.

Вик улыбается в ответ, собирая ложкой остатки десерта:

— Мальчик-февраль… Забавно, что вы с Лией оба февральские, но такие разные.

— По ней-то видно, что она февраль, — фыркает Лютый. Осекается: лишнего не ляпнул? — но Вик кивает:

— А ты — скорее июль.

Необычное и, пожалуй, приятное сравнение — но в голове стучит дурацкая мысль, которую ни за что нельзя высказывать вслух: «Это потому, что со мной всегда тепло?» Зато руки больше не дрожат, и Лютый притворяется, что увлечен десертом и чаем.

Взгляд Вика скользит по макушке и плечам, но не царапает — гладит ладонью. И с такой прекрасной хтонью Лютый стесняется общаться! Дурак.

После кафе они отправляются дальше шататься по улицам и даже спустя час ничего себе не отмораживают. Наверное, холод решает не связываться с безумцами, желающими гулять, несмотря ни на что, и отступает. Правильно делает!

Ни маркеров, ни мелков у Лютого нет, поэтому он наблюдает за шныряющими вдоль домов духами. И не холодно им? Спросить бы, но все они прячутся, едва почувствовав чужой взгляд. До чего застенчивые!

Сложной дорогой с несколькими поворотами, дворами и перекрестками Вик выводит к кладбищу, нарочно или случайно — поди разбери. Лютый не поклонник темы смерти, но сегодня ему без разницы, где гулять. Поэтому он ходит вслед за Виком среди могил, усыпанных снегом, поглаживает надгробия кончиками пальцев и даже дышит легко-легко, не смея нарушить тишину.

Какое тут все… иное: прозрачное, ломкое и безвременное. Если бы не погода, Лютый бы с радостью задержался на пару часов, прислонившись вон к тому дереву у синей оградки, и безмолвно наблюдал. Но вдруг кусачий мороз возмутится беспечностью и отомстит?

Вик провожает до дома — не специально, просто так складываются пути. А когда Лютый снимает перчатку, чтобы вытащить ключи, — он ловит за руку и улыбается:

— Какой же ты глупый февральский мальчик. Устанешь таращиться из угла — приходи, помогу чем смогу.

Спрятавшись в подъезде, Лютый прикладывает ладони к горящим щекам. Неужели Вик запросто видит все душевные метания? Неужели догадывается, как Лютому сложно выбрать между желанием наблюдать издалека и желанием вдвоем бродить по городу? Ведь, что ни выбери, придется связать себя дурацкими формальностями: у коллег одни отношения, у друзей — другие, а у них с Виком — какие?..

Жаль, оторопел настолько, что не крикнул ему в ответ: «Я не знаю, что