– То есть, – сказал Иэн, – я не расскажу бабушке. Или твоим учителям. Важно, чтобы ты это понял.

– Она что, ваша бабушка?

– Прости?

– Почему вы назвали её «бабушка»? Она не ваша бабушка, правда ведь?

Иэн коротко обдумал мои слова.

– Твоя бабушка, – поправился он.

Желудок радиатора начал издавать забавные звуки. Третье кресло – бабушкино – было сдвинуто назад. Я смутно ощущал его, сбоку и сзади от себя.

– Итак, ты решил вернуться, – сказал Иэн.

Он что, хотел награды за указание на очевидные вещи? Он слишком широко раскинул ноги, очень самодовольно. Руки расслаблены. Руки, лживые, как эти синие кроссовки, детская обувь на старике.

За Иэном было окно, за окном была темнота. Какое-то время я вглядывался в неё.

Тишина становилась неловкой.

– Я полагаю, вы хотите поговорить о том, за что меня отстранили? – спросил я.

– Можешь говорить о чём хочешь.

Это было неожиданно.

– О чём ты хочешь поговорить?

Компьютерные игры. О них мы обычно говорили с Митешем. Или… всякое. Разное. Об этом, кажется, мы говорили с Дебс. Я не видел её с волчьей ночи, и она не отвечала на мои сообщения.

– О чём ты только что думал? – спросил Иэн.

– Ни о чём.

– Ты вроде бы внезапно погрустнел.

Я пожал плечами.

– Если ты не уверен, о чём хочешь говорить, давай поговорим про твои каникулы? Как прошли твои рождественские каникулы?

– Нормально, – я пожал плечами.

– Наверное, тебе было… трудно.

– Почему?

– Это же твоё первое Рождество без родителей?

Он ждал моего ответа.

Я пожал плечами.

– Первое в одиночку, – подтвердил он.

– Со мной была бабушка.

– И как это тебе?

– Нормально.

– Хорошо.

Это меня почему-то разозлило. Будто бы он меня на чём-то подловил. Он молчал, поэтому и я ничего не говорил. Тишина загустела, точно весь воздух состоял из вязкой невидимой субстанции.

– Можете открыть окно?

– Здесь станет очень холодно.

Радиатор булькнул.

Иэн внезапно встал и зашёл за своё кресло. Он открыл окно, и через него, как вода через шлюз, хлынули шум машин и холод.

Иэн сел обратно.

– Так лучше?

Я надеялся, что ему дует.

– Да.

Я разжал кулаки. Я был рад зимнему воздуху. В ушах у меня звенело, пульс отдавался в черепе. Я хотел закрыть глаза, но вместо этого уставился в открытое окно.

Потом посмотрел на Иэна. Он ждал. Я почувствовал, что моё дыхание, которое, похоже, я уже какое-то время сдерживал, стало легче.

Наверное, я должен был что-то сказать, или тишина бы продолжала висеть. Я не мог придумать, что сказать. Я думал про вечер с Дебс и как ужасно он прошёл. Она не отвечала на мои сообщения. Она больше не хотела меня видеть.

– Учёба начинается на следующей неделе, – сказал я.

– И какие эмоции у тебя это вызывает?

– Бр-р! – мне надоело то, что он докапывался до меня.

– Тебя раздражают мои слова.

– Нет.

– Ничего страшного, если так.

Это было похоже на боксёрский поединок. Иэн только что нанёс удар и отошёл прежде, чем я успел ответить. Я скрестил руки.

– Ты часто чувствуешь раздражение?

Я пожал плечами.

– Что из того, что я сказал, тебя раздражает?

– Хватит задавать эти вопросы. Вы сказали, я должен говорить о том, о чём хочу. Но вы продолжаете спрашивать. Это ведь не школа, да?

– Нет, это не школа.

Тишина. Холодный воздух не разряжал её. Он только делал комнату холоднее.

– Что ещё тебя раздражает?

Я смотрел на дурацкие ярко-синие кроссовки Иэна, самодовольно развалившегося в кресле и раскинувшего ноги. Если бы у меня был мой камень, я бы запустил его в Иэна. Вместо этого я сжал деревянные ручки кресла и сказал:

– Ваши дурацкие кроссовки.

– Тебя раздражают мои кроссовки?

– Вы несёте ерунду. Вы в курсе?

– Ты зол.

– Откуда вам знать? Вы не я, так ведь?

– Нет. Я не ты.

– И вы не мой папа. Вы просто лжец с седыми волосами, который думает, что может носить кроссовки как будто он ребёнок. Но вы же не ребёнок, верно? Вы мужчина. Вы женаты, верно? У вас есть ребёнок?

Он ничего не сказал. Тишина становилась глубже, громче. Радиатор снова издал чпок.

– Я думаю, что могу тебе помочь, – произнес наконец Иэн.

Радиатор поднатужился.

– Вы лжец, – ответил я еле слышно.

Я ненавидел его. Он, наверное думал, что у него всё есть. Это его фальшивое счастье, эти синие кроссовки, жена и ребёнок. Откуда ему было знать, каково мне? Если бы со мной был мой камень, я бы убил Иэна.

Я встал, взял свою куртку с бабушкиного кресла и вышел. Суперсильный доводчик быстро закрыл дверь. Это была напрасная трата времени. Всё было напрасной тратой времени.

В понедельник начался новый семестр. Я поехал в школу. Не доезжая до центрального входа, я остановился, поднял велосипед (он был тяжёлый), переставил за каменную стенку и пристегнул к ветке дерева. Прошёл через поросшее травой поле и вошёл в здание со стороны заброшенной хижины.

Никто со мной не разговаривал. Наверное, боялись, что я вцеплюсь в них зубами.

Я увидел Зеда в коридоре. Я был уверен, что он заметил меня, но его взгляд не задержался на мне ни на мгновение. Зед прошёл мимо, огромный и непроницаемый.

Первым уроком было естествознание. Потом география. Слова учителей пролетали мимо моих ушей, оставляя за собой белые следы, как самолёты.

На перемене я попытался найти Дебс. Её не было за хижиной. И на Травяном Холме. И в библиотеке. И на площадке. Она всё ещё не отвечала на сообщения.

После перемены был английский у мисс Эндрюс, и там сидел Стив Скотт. Он не сказал ни слова. Даже не смотрел на меня. Но я чувствовал его.

Мисс Эндрюс позволила мне сидеть молча, не спрашивала. Мы почти закончили «Зов предков», она подводила итоги. Я начал думать, что Стив решил забыть о нашей вражде. Но когда мисс Эндрюс отвернулась, чтобы что-то написать на доске, он посмотрел на меня и провёл указательным пальцем по горлу.