Сардары разошлись по своим кулам и кошунам. Все были рады — впереди была легкая прогулка и богатые трофеи.

Дальнейшее движение войск Тимура по Крыму было просто отдыхом для его воинов. Тепло, трава по пояс, кони отъелись, во встреченных аулах еды полно. Татары не успевали прятать отары овец — лишь бы самим успеть убежать, и гулямы на каждом привале варили и жарили свежую баранину.

— Век бы так в походы ходил: тепло, еды полно — никаких забот. За последние десять дней сабли из ножен не вынимал, — мечтательно произнес у костра один из юз-баши.

— Этак у тебя сабля в ножнах заржавеет, — засмеялись вокруг.

— А еще города возьмем торговые, богатые, где лавки товарами забиты. Набью сумки трофеями, возьму в наложницы самых красивых девок, — продолжал мечтать юз-баши.

Все промолчали. Что можно было добавить к сказанному? Каждый мечтал о такой же жизни. Чем не рай на земле? И идти за Тимуром к обещанным богатствам они могли сколь угодно далеко.

Самая большая часть войска шла к Кафе — городу приморскому, издавна славному торговлей. А впереди войска Тимура невидимой тенью бежала его грозная слава. Как правило, слухи о численности его войска преувеличивались, победы — приумножались.

Воины Крымского улуса заперлись в немногочисленных крепостях и готовились к обороне, ожидая штурма. Но гулямы проходили мимо, оставляя отряды для блокирования крепостей. Все эти крепости строились так, чтобы к ним вела одна дорога, которую легче было бы оборонять небольшими силами. Теперь это обстоятельство сыграло с татарами злую шутку.

Немногочисленные отряды гулямов перекрыли эти дороги, как пробка кувшин. Тимуру не нужна была резня: он жаждал трофеев, как и его войско.

При виде его гулямов жители небольших городков разбегались в страхе, бросив дома и пожитки. Почти каждый день из захваченных без боя поселений отправлялись обозы с трофеями к крепости Ор-Капы, ставшей базой Тимура.

Татарские разъезды появлялись вдали и тут же исчезали, боясь приблизиться.

На десятый день пути потянуло свежим морским ветром.

— Чем это пахнет? — интересовались друг у друга гулямы. Многие из этих «детей степей» моря не видели никогда в жизни.

Степь начала приобретать уклон, и на следующий день перешла в небольшой обрыв, с которого открывался живописный вид. Внизу раскинулся огромный город, за ним ласково плескалось море, темно-серое издали. Противоположного берега видно не было.

Над морской гладью с криком носились, время от времени выхватывая из волн добычу, чайки.

Одиночный корабль выходил под парусами из порта в море.

— Повезло кому-то, вовремя успел убраться, — заметил Миран-шах.

— В порту стоят еще несколько, — сказал Омар-шейх. Он обладал острым зрением, иногда удивлявшим соплеменников.

— Тогда почему мы здесь? Чего ждем? Вперед!

Однако быстро спуститься к городу не позволила дорога. Она была узкой — не более четырех всадников бок о бок могли ехать по ней. Дорога вилась серпантином, и приходилось осторожничать. Да и куда спешить? Город внизу, побережье каменистое, с грузом по нему далеко не уйдешь.

Когда подошли к городу ближе, то увидели, что крепостные стены вокруг города низкие, полуразрушены — даже осадные орудия не понадобятся, чтобы их преодолеть. Войска татарского в городе нет, а городская стража слишком слаба, чтобы оказать сопротивление. К тому же оказалось, что стража была пешей, а для всадника пеший — добыча легкая.

Войско спускалось медленно, многие боялись высоты. Но к вечеру все уже остановились в виду города.

Тимур распорядился устроить ночевку.

Гулямы привычно разожгли костры, варили похлебку, чистили и точили оружие.

Горожане же, видя в темноте ночи свет тысяч костров вблизи города, цепенели от страха. Они быстро поняли — невозможно остановить войско Тимура силами тех немногочисленных стражников, которые были в городе. Его даже хан Тохтамыш с огромным войском не мог остановить и потерпел поражение.

Ночью горожане не спали. Кто был побогаче — собирал добро в узлы; те же, кто имел родственников в соседних аулах, забирали детей и уходили туда. Никто не ждал от Тимура ничего хорошего.

Однако ночь вопреки тревожным ожиданиям прошла спокойно — как и наступившее утро.

Войско Тимура приводило себя в порядок, воины на кострах готовили завтрак.

Выждав немного и не предчувствуя беды, из города вышла делегация богатых людей, в основном — купеческого сословия. Медленно, не спеша, подошли они к лагерю Тимура и попросили проводить их к самому главному начальнику.

Когда Тимуру доложили о делегации, он усмехнулся:

— Они все делают так, как я и ожидал. Пропустите!

Телохранители обыскали купцов и, не найдя оружия, пропустили их в шатер.

Делегация робко вошла и склонилась в поклоне. Купцы с любопытством и нескрываемым страхом глядели на Тимура. Что они ожидали увидеть — кровавого монстра, поедающего человечину, или страшного упыря?

Перед ними сидел пожилой человек, явно утомленный прожитыми годами, и если бы не его окружение и богатые одежды, никто бы не смог признать в нем великого эмира, наводящего трепет и ужас на половину мира.

— Мы пришли с миром и просьбой, великий эмир, — сказал старейшина делегации. — Мы готовы заплатить выкуп за свое спокойствие и жизнь.

— И во сколько же вы оцениваете спокойную жизнь города?

Старейшина замялся, переглянулся с богатыми людьми.

— Пять тысяч монет золотыми дукатами, — сказал он.

Эмир рассмеялся.

— Это жалкие крохи, а не выкуп. На каждого моего воина не достанется даже по одной монете. А у воинов еще есть десятники, сотники, сардары наконец. Они должны иметь больше, чем рядовые гулямы. И что буду иметь лично я?

— Великий эмир, не гневайся, прости неразумных. Позволь покинуть твой шатер, дабы посоветоваться.

— Дозволяю. Но не испытывайте мое терпение. Воины и сами могут пойти на штурм, и я не смогу их удержать.

Делегация горожан поклонилась и, пятясь задом ко входу, вышла.

Эмир лукавил. Но откуда горожанам было знать, что ни один гулям — даже захудалый обозник — не позволит себе без приказа что-то выполнять. Дисциплина у Тимура в войске была железной, за малое ее нарушение не платили жалованье, за повторный проступок били палками. Если же гулям продолжал нарушать дисциплину, его показательно казнили, причем казнь вершилась его же десятком, перед всем войском в назидание. Потому даже случаи битья палками были редки, а про казнь слышали гулямы только из старослужащих. Войско боготворило Тимура, но и боялось его до колик в животе.

Делегация, наскоро посовещавшись, вернулась. Все боялись прогневать эмира долгим ожиданием.