Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, что мне больше всего нравится в романах?
Ноа вовремя прикусил язык, останавливая готовую сорваться колкость. Обсуждать дурацкие книги не хотелось нисколько, однако от мудрого совета друга он бы не отказался. Малколм продолжил:
— Они заставляют нас полюбить главных героев, какими бы они ни были, просто объясняя мотивы их поступков. Мы готовы простить им чуть ли не всякую ошибку — даже отказ от любимой женщины, — если у них есть на то веская причина.
За столом вновь воцарилась тишина, все жадно слушали Малколма, как дети, завороженные сказкой.
— Ключевой вопрос, который мы задаем книге и жизни — почему? Почему люди и персонажи поступают определенным образом? В чем заключается истинная причина их страхов и ошибок?
Ноа не нравилось, в каком направлении двигался разговор. Друг продолжал:
— Ты все повторяешь, будто боялся предпринять первый шаг, поскольку она легко ранима. Но что, если на самом деле раним ты? Может, ты прервал поцелуй, чтобы защитить не ее, а самого себя?
После этих слов воцарилась благоговейная, мрачная тишина. У Ноа мурашки пробежали по спине. Он внезапно почувствовал себя изобличенным, и вовсе не потому, что поделился столь личным, как поцелуй с лучшей подругой.
— Ноа, так почему же ты ее остановил?
— Я же сказал. Чтобы спросить, хочет ли она именно этого или просто нуждается в утешении.
Малколм прищурился.
— Ты прекрасно знаешь Алексис. Разве это на нее похоже?
И вновь к горлу подступила желчь. Ноа покачал головой. Нет, не похоже. Раскаяние и паника смешались с презрением к себе. Он наконец осознал всю глубину собственной ошибки. Больше года незнакомцы бросались обвинениями, что Алексис использовала свое тело для личной выгоды — от мести до продвижения карьеры, — а теперь точно так отнесся к ней Ноа: будто она с помощью своего тела хотела удовлетворить временную эмоциональную потребность.
Твою ж мать, что он натворил?! Ноа резко отодвинул тарелку и, сложив на столе руки, уронил на них голову.
— Как по мне, ты ее остановил, потому что не был уверен, хочешь ли этого сам, — сказал Малколм.
Ноа приподнял голову.
— Ну разумеется, я хочу с ней быть!
— Возможно, твои слова о нежелании еще больше усложнять ей жизнь — лишь ширма. А на самом деле ты просто боишься последствий вашего потенциального романа.
Ноа не понравилось, как логично звучало это обвинение. Он прижал ладони к векам.
— Поэтому я не хотел идти на поводу желаний. Я знал, что они разрушат нашу дружбу.
— Не разрушат, если ты откроешь ей свои чувства. — Малколм слегка ударил его в плечо. — А главное, нужно их именно показать, позволить ей их увидеть. Увидеть тебя настоящего.
— Что же мне делать? — отчаянно взмолился Ноа, едва не переходя на нытье.
— Дай ей время, как она и просит, — подключился Мак. — Между тем сделай что-то полезное.
— Что?
— Разберись в себе, — сказал Малколм. — Пойми истинные причины своих поступков.
Именно для этого час спустя Ноа плюхнулся на диван со злосчастной книгой.
Мисси обнаружила Эй-Джея на диване перед телевизором — глаза красные, из носа течет, в руке — пустой стакан, а на кофейном столике — полупустая бутылка виски. На экране застыл кадр из видеозаписи с танцевального выступления Тары в третьем классе.
Когда она вошла, он поднял на нее убитый взгляд и горько проговорил:
— Я все пропустил…
— Действительно.
Он шмыгнул носом и подтер тыльной стороной ладони.
— Зачем ты дала мне все эти записи?
Мисси тяжко вздохнула и опустилась на диван рядом с ним.
— Ты сам попросил.
— Ну, если ты хотела меня помучить, то поздравляю, ты добилась своего.
— Из-за чего же ты мучаешься? Ты романтизируешь прошлое, частью которого не хотел быть. Ты бы в любом случае все пропустил. Эти танцы проходили в те выходные, когда ты играл в своем первом финале НФЛ. А конкурс талантов в честь Хеллоуина — в разгар сезона. Тот рождественский концерт — ты бы пропустил его ради очередного матча.
— Э нет! Я бы нашел время прийти на рождественский концерт собственной дочери, чтоб его!
Мисси пожала плечами.
— Возможно. Но вряд ли.
Она встала.
— Все, что тебя сейчас расстроило, — самые лучшие моменты. Ты запиваешь горе из-за пропущенных каникул и праздников, но ты не знаешь об остальном. Увы, у меня нет видео бессонных ночей, когда я наворачивала круги по коридору с кричащим младенцем на руках. Нет видео ссор из-за домашней работы, или периода подростковых ухмылок, или приучения к горшку, или как она устроила настоящую истерику в магазине и мне пришлось тащить ее на улицу под мышкой. Можешь ты сейчас честно сказать, что хотел бы оказаться рядом даже тогда? Что был бы рядом?
На его лицо набежала мрачная тень.
— Мы никогда не узнаем, не так ли? Потому что ты ни хрена мне не сказала!
— Надо было отвечать на телефон!
— Надо было больше пытаться!
Она некоторое время молча на него смотрела.
— Возможно, ты прав.
Эй-Джей удивленно распахнул глаза.
— Возможно, — продолжала она, — мне следовало названивать тебе без остановки полгода, а не всего месяц. Возможно, следовало выслать тебе почтой снимок УЗИ. Да что уж там, надо было перелететь полстраны с новорожденным на руках и заявиться прямо на отбор в национальную лигу. По правде говоря, я готова сейчас признать, что могла бы сделать больше, но только если ты признаешь, что все это вряд ли бы на тебя повлияло.
Он заморгал, на лице вновь появилось каменное выражение. Мисси продолжила:
— И пока ты этого не признаешь, нам не о чем с тобой разговаривать!
Затем она ретировалась в свою комнату и захлопнула дверь. Несколько минут спустя скрипнули старые петли, и в проеме появился силуэт Эй-Джея. Он пьяно прислонился к дверному косяку.
— Расскажи про ту истерику в супермаркете.
Мисси мгновение пялилась в пространство. Надо его послать. Однако вместо этого она села, оперлась о спинку кровати и заговорила:
— Ей было три, она пропустила дневной сон, поэтому капризничала. Мне пришлось забежать в магазин за подарком одному мальчику в садике. Едва мы оказались в детском отделе, ей захотелось какую-то игрушку, но денег хватало только на подарок. Она устроила типичную истерику, с рыданиями и диким ором, и мне пришлось на руках вынести ее на улицу. Но там она внезапно начала кричать: «Помогите, спасите!» Меня чуть не арестовали.
Ее удивил его смешок.
