– Ладно, разберемся, – подытожил Ахмет и поставил на поднос тарелки с едой. – Не захочет за деньги, даст по любви.

Оба заржали.

«Веселый человек Ахмет, – подумал Садык. – Всегда смешно скажет».

– Знаешь что, – поделился новой мыслью веселый человек. – А может, не надо до вечера ждать? Я, когда счет понесу, намек сделаю.

– Какой намок? – не понял Садык.

– А что платить не надо. Скажу, мол, в Ашхабаде обычай есть: вместо денег тому, кто хорошо обслужил, минет делают.

– Дарагой мынэт выйдэт, – усомнился Садык. – Вах, жывем адын раз толка. Ыды, дэлай свой намок.

Покинув ресторан, Гйол пересекла пару вагонов, нашла свободное откидное сиденье у окна, опустилась на него и задумалась. Вывод, сделанный во время завтрака, оказался крайне неприятным. Судя по предложению, которое она получила при расчете, ее новое тело принадлежало раньше проститутке. Прожив в России больше пятнадцати лет, Гйол так и не научилась распознавать подобные вещи. Во Франции представительницу древнейшей профессии определить было несложно, в России же зачастую проститутки выглядели, как порядочные женщины, а порядочные женщины зачастую – как проститутки.

Подытожив то, что удалось узнать о своем новом теле, Гйол сделала первые выводы. Прежде всего – внешность необходимо менять, и срочно. Далее: диапазон приемлемых по вкусу продуктов оказался слишком узким. Правда, на этот счет Гйол не расстраивалась – привычку к новой пище тело приобретет довольно быстро. А вот избавиться от других присущих этому телу привычек будет гораздо сложнее. Проанализировав состояние организма, Гйол поняла, что недомогание, сначала легкое, а сейчас уже довольно чувствительное, связано с отсутствием никотина. Значит, ей придется курить, хотя бы какое-то время. Тяги к алкоголю Гйол не ощущала, и это ее обрадовало. Не было и необходимости взбодрить организм наркотиками, однажды Гйол пришлось воспользоваться телом наркоманки, и она знала, что это такое. Самое скверное, однако, заключалось в том, что новое тело явно стремилось к совершению совокуплений. Несмотря на отвращение, которое Гйол испытывала к обоим работникам ресторана, тело отреагировало на их довольно гнусные намеки откровенным возбуждением. Настолько сильным, что Гйол почувствовала необходимость сменить нижнее белье. Она знала, что для проститутки повышенная возбудимость – вещь нехарактерная, но, видимо, ей попалась какая-то нестандартная проститутка, особенная.

В подобную ситуацию Гйол также попадала не впервые. В большинстве случаев удавалось ограничиться самоудовлетворением, однако пару раз ей пришлось менять тело, для которого самоудовлетворение оказывалось недостаточной мерой. Гйол вспомнила, как она ошиблась тогда, много лет назад, пытаясь снять возбуждение совокуплением с мужчиной. Чувство омерзения, возникшее во время этой попытки, преследовало ее потом не одну сотню лет. Гйол закрыла глаза и вспомнила, как она занималась этим с Йиргемом. Это было прекрасно, и не важно, какие тела они при этом носили. Йиргем, ее первый и единственный о́лни, мудрый, опытный, деликатный… Так и не сумевший, не успевший дать ей счастье…

Гйол встала и двинулась по направлению к своему купе. Воспоминания всегда обостряли в ней чувства, поэтому она старалась избегать их в публичных местах. Сейчас этого сделать не удалось, и Гйол пожалела, что не может здесь, на месте, излить свою ненависть. Ненависть к этим тварям, к людям. Уничтожившим великую расу. Истребившим всех ее найи́, одного за другим, всех ее рельо́, и в конце концов уничтожившим ее о́лни. Иногда Гйол, предаваясь мечтам, воображала, что Йиргем жив и рано или поздно разыщет ее. Она редко позволяла себе расслабиться: разочарование после возвращения из мечты в реальность было слишком велико. В такие моменты Гйол с ужасом осознавала, что Йиргем давно мертв, раса йолнов истреблена, и она, последний представитель этой расы, обреченная на бездетность, мечется, преследуемая, загнанная, ведомая одной лишь ненавистью. Да еще, пожалуй, неспособностью йолнов добровольно покончить счеты с жизнью.

Гйол внутренне собралась. Она еще жива, а пока есть жизнь, есть надежда. Пусть призрачная, пусть почти никакая, но есть. Она сделает то, что собиралась, – покончит с этими негодяями, лгунами, предателями, не соблюдающими слово, попирающими клятвы и уничтожающими своих сородичей. С теми, которые передают знания о ней, полученные от не менее вероломных и лживых предков, на манер эстафетной палочки – от поколения к поколению. Несколько раз ей не повезло, но в конце концов обязательно повезет, и она рассчитается с ними здесь, в России. А потом возьмется за тех, что во Франции, а возможно, и в других странах. Пусть для этого придется выучить языки, пусть придется потратить годы, даже столетия, у нее впереди вечность. Или же она погибнет, тогда что ж, все йолны уже давно погибли, лишь она одна зажилась, и смерть станет для нее во многом избавлением от бессмысленного существования.

Гйол вернулась в купе. Ее появление вызвало бурный восторг у расправившейся уже с водкой компании. Тот, кто откликался на имя Олежка, вскочил, отвесил шутовской поклон и принялся сыпать комплиментами, в которых сам же довольно быстро запутался. Остальные двое разглядывали Гйол, почти не скрывая, что их особое внимание привлекают грудь и бедра ее нового тела. Йолна снова почувствовала возбуждение, трусики, которые она так и не успела сменить, мгновенно намокли. Гйол сделала два быстрых шага и присела на краешек левой нижней полки. Она слушала путаную Олежкину речь и улыбалась, одновременно пытаясь найти выход из положения. Выход, впрочем, нашелся сам собой.

– Девушка, ну чего вы как не своя, – выделывался Олежка. – Ну, имя хоть назовите. Или постойте, давайте я сам угадаю. Катя, Ира, Лена?

– Лена, – улыбнулась Гйол. – Елена Львовна Рогожкина.

Что-то вдруг изменилось в Олежкином лице, стоило Гйол назвать имя бывшей обладательницы ее тела. Гйол удивленно посмотрела на парня – Олежка больше не улыбался. Двое остальных разом отвели от Гйол взгляды и индифферентно уставились в окно.

– Что такое, мальчики? – по-прежнему улыбаясь, осведомилась Гйол. – Языки проглотили?

– Вы извините, Елена Львовна, – сказал Олежка враз посерьезневшим голосом. – Можно вопрос, вы не обидитесь? Или пусть вот Володя спросит, – кивнул он на сидящего напротив Гйол рыжего парня.

Гйол поняла, что вляпалась. Елену Рогожкину троица явно знала. Но, похоже, только по имени, иначе как объяснить, что ее внешность не вызвала узнавания?

– Никаких вопросов, – сказала Гйол быстро. – И вообще, мальчики, я хочу спать.

– Конечно, Елена Львовна, – рыжий Володя вскочил и суетливо забегал по купе. – Извините, что сразу вас не узнали. Но вы же понимаете: одно дело видеть человека на экране и совсем другое – вживую. Вы не волнуйтесь, мы сейчас выйдем, спите спокойно, никто вам не помешает. А ну, пойдем, ребята.

Троица поспешно покинула купе, а Гйол забралась на верхнюю полку и принялась обдумывать положение. Необходимо было высадиться из поезда, чтобы вновь позаботиться о смене оказавшегося слишком известным тела. Гйол стало любопытно, кем была при жизни Елена Рогожкина, и она прикинула в уме несколько вариантов, но отмела их один за другим и укорила себя за недостаточное знание страны проживания.