23 (11) ноября 1854 года.

Париж. Пляс дю Каррузель.

Генри Ричард Чарльз Уэлсли, лорд Каули, посол Соединенного Королевства в Париже

Еще вчера здесь располагалась сгоревшая баррикада, свидетельница недавних боев между немногими сохранившими верность императору Наполеону III и толпой французского плебса, к которому примкнули солдаты, изменившие присяге. Но сегодня ничего уже не напоминало о тех трагических событиях. Вместо нее утром установили помост, рядом с которым располагались трибуны для почетных гостей. Впервые с тех пор, как я приехал в Париж, я таковым не являлся; мне выделили место среди разбогатевших купчишек, заплативших за это немалые деньги, футах в ста[71] от места, с которого сегодня должны объявить указы узурпатора.

А когда я начал протестовать, распорядитель указал на места за стройными рядами французских солдат, где, как сардины в бочке, толпились обычные французы, и предложил мне туда перейти, если мне не понравилось выделенное мне место. Пришлось, конечно, отказаться от столь недостойного для меня предложения.

Наполеон-Жозеф прибыл в столицу еще вчера, вскоре после своей так называемой коронации в Реймсе. Я немедленно попросил об аудиенции вчера вечером либо сегодня утром: нужно было разъяснить так называемому императору, почему продолжение политики его незаконно свергнутого кузена в интересах нового монарха. Конечно, я облек бы это в дипломатические формулировки, но смысл был бы именно такой.

Но, увы, мне сообщили, что короткая аудиенция состоится через полчаса после его клоунады на площади Каррузель. А сегодня утром мне принесли шифрованную телеграмму от графа Кларендона. В ней мне предписывалось предложить новому Наполеону передать ему законного императора Франции для суда и, вероятно, расправы. Что ж, подумал я, это, конечно, позорно, но, возможно, это единственный шанс хоть как-нибудь расположить этого выскочку к Соединенному Королевству.

Оркестр заиграл какой-то военный марш, затем «Марсельезу», и, к моему удивлению, на помост вышел самозванец собственной персоной. Он был в генеральской форме. Многотысячная толпа – от сановников до военных и от почтенных буржуа до городского сброда – радостно приветствовала узурпатора, который отдал всем честь, поклонился и начал:

– Мои дорогие французы, и вы, граждане будущей республики Эльзаса-Немецкой Лотарингии! Дорогие иностранные гости! Наша страна сегодня в тяжелом положении. А ведь после прихода к власти предыдущего главы государства были разработаны неотложные меры, которые, с Господней помощью, привели бы к улучшению доли каждого француза, а в перспективе – к процветанию нашей державы и нашего народа. Ибо задача любого правителя – забота о собственной нации. Но, увы, вместо этого французский народ был вовлечен в ненужную ему авантюру – войну со страной, которая никогда не проявляла агрессии в отношении французского государства. Страной, которая держит свои обещания. Страной, война с которой закончилась катастрофой для моего августейшего дяди. Страной, торговля с которой способна приумножить богатство нашей нации. Да, я говорю о Российской империи.

Император Николай предложил мне немедленное перемирие между нашими державами и заключение мирного договора в самом ближайшем будущем, причем условия этого мирного договора не будут для нас чрезмерными. Посему я вчера приказал безотлагательно прекратить эту никому из французов не нужную войну и отозвать наших солдат и моряков домой. Соответствующие приказы уже отправлены во флот у Дарданелл и в Рущук, где все еще находятся наши храбрые солдаты. Все, кто был призван для ведения этой войны, могут вернуться по домам, где их ждут семьи, а также сады и поля, мастерские и фабрики, школы и университеты. Кто захочет, получит возможность остаться в рядах нашей армии. Вполне возможно, что в недалеком будущем наша империя подвергнется нападению со стороны наших недавних союзников.

У меня внутри все кипело. Ужасно: все, над чем я работал более двух лет, в одночасье было потеряно. Но я, как и полагается дипломату, попытался остаться внешне бесстрастным, что было еще сложнее при виде того, как народ вокруг меня бесновался от восторга. А Наполеончик поднял руку, подождал, пока восторг чуть поутихнет, и продолжил:

– Кроме того, мы приняли решение дать независимость нашим немецкоязычным землям: Эльзасу и Северной Лотарингии. Это решение вступит в силу ровно через три месяца, двадцать третьего февраля тысяча восемьсот пятьдесят пятого года, при условии согласования границы этой территории, а также заключения договора о дружбе между Французской империей и новой республикой. Делаю я это с тяжелым сердцем, но в уверенности, что это принесет пользу и для Французской империи, и для Эльзаса – Немецкой Лотарингии.

Здесь ликование было намного менее заметно, особенно после того, как узурпатор добавил:

– Кроме того, мы издали указ об автономии некоторых регионов Франции с иным языком и культурой. Они останутся частью Французской империи, но получат местное самоуправление и право использовать родной язык во всех сферах деятельности, кроме коммуникации с властями и чиновниками империи, при условии всеобщего обучения французскому языку и равных прав для франкоязычных граждан. Это будут воссозданные провинции Бретань, Гасконь и Земля Басков, и Корсика. Я поручил Сенату и Законодательному корпусу разработать – при непосредственном участии представителей проживающих там народов – законы о полномочиях этих провинций.

После секундной паузы он продолжил:

– Далее, мы собираемся вводить законы о сокращении рабочего дня и об улучшении условий труда, а также о всемерной поддержке нашей промышленности и наших крестьян. Кроме того, все французы должны уметь читать, писать и считать, а лучшие из них, вне зависимости от происхождения, получат дальнейшее образование за счет государства. Законы об этом я также поручил разработать Парламенту с участием наших лучших ученых на основании тех предложений, с которыми так недавно пришло предыдущее правительство и которые были так быстро позабыты. Но некоторые неотложные меры – о содержании тех, кто стал инвалидом в этой трагической войне, о поддержке вдов и сирот, об учреждении начальных школ – я приказал принять немедленно и нашел возможность финансировать эти начинания.

И, наконец, я договорился с русским императором Николаем о допуске французских компаний к российскому рынку и о замене части денежных репарации поставкой промышленных и других товаров. Вместе, дорогие мои французы, мы сможем сделать нашу страну вновь великой! Vive la France!

– Vive la France! Vive l’Empereur! – от криков многотысячной толпы у меня зазвенело в ушах.

Минут через пятнадцать учтивый молодой человек в военной форме поклонился мне и сказал:

– Мсье посол, император примет вас, если вам это угодно.

Меня провели в салон Аполлона в Тюильри, где я не раз обедал с законным императором. Теперь оттуда убрали обеденный стол и вместо него поставили несколько кресел и столиков, принесенных из других частей дворца. Узурпатор пожал мне руку и предложил сесть, угостил неплохим арманьяком, после чего сказал: