— Мои мысли насчёт ваших учителей из Германии вы уже слышали,- пожал я плечами.- А больше мне и добавить нечего. В конце концов, это вы меня к себе вызвали. Если у вас есть ко мне вопросы, задавайте, я постараюсь на них ответить.

Император на мои слова только кивнул и вновь замолчал. Честно говоря, это уже начало меня напрягать. Однако, не прошло и одной минуты, как Годунов встал, подошёл к какому-то шкафчику, извлёк из него початую бутылку какого-то алкоголя и пару хрустальных бокалов.

— Будешь? Ирландский виски. Посол Британии мне подарил,- император на стол и бутылку и бокалы.- Вынужден признать, очень неплохой алкоголь.

— Если вы уверены в том, что бутылка чиста и не отравлена, я выпью вместе с вами,- аккуратно произнёс я.

Говорить про отраву в подаваемом императором бокале кому-то могло бы показаться крайне неуместным. И всё же, Годунов понял меня правильно.

— Саксы коварны, это правда, но до такой наглости они не опустятся,- отрицательно покачал головой монарх.- К тому же, её уже проверили, да и как видишь, я не первый раз из неё пью.

— Тогда, с удовольствием выпью,- кивнул я.

Годунов улыбнулся, отвинтил пробку и разлил виски по бокалам. После чего, он толкнул один бокал мне, а второй взял сам.

— За твою победу в славной магической битве,- поднял он бокал.

— За победу,- вторил я ему.

Странное дело, я сижу в кабинете у императора, разговариваю с ним и с ним же пью виски. Сколько баронов было на моём месте? Сколько аристократов в принципе могут похвастаться чем-то подобным? Не думаю, что так уж много. Тем интереснее мне, зачем император вызвал меня к себе. Я до сих пор не услышал от него причину данного вызова. Сначала предложенная им тренировка-урок, затем дуэль, после мы попили чаю. Но к сути дела мы так и не перешли. По крайней мере, я не чувствую завершённости. Да и не сидел бы я тут, если бы император уже узнал у меня всё что его интересовало.

— Михаил, ты довольно занимательный молодой юноша,- наконец произносит император.- Доклады службы внутренней безопасности, не передали мне в полной мере картину человека, спасшего мою империю от раскола. Хочешь, я расскажу тебе, чем отличается твоё описание на бумаге, зафиксированное офицером охранки, от тебя настоящего?

— Буду признателен,- аккуратно кивнул я.

— Ты умный и расчетливый, но в тоже время не лишён некоторых малозначительных недостатков,- твёрдо произнёс Годунов, словно печать на бумагу поставил.

— Каких же?- не удержался я от вопроса.

— Эмоций,- усмехнулся Годунов.- Ты не лишён эмоций.

— А разве эмоции, это недостаток?- удивился я его словам.

Император подлил себе виски в бокал, после чего поставил бутыль на стол и толкнул её мне. На удивление, та не упала, а аккуратно скользнула в мою сторону. Я её поймал и подлил уже себе.

— Эмоции,- медленно произнёс Фёдор Иоаннович, параллельно о чём-то задумавшись.- Скажем так, они необходимы, иначе люди не были бы людьми. Однако, в некоторые моменты, в тяжёлые и ответственные моменты, лучше бы человеку не иметь эмоций.

Говоря эти слова, лицо Годунова покрылось тенью. Черты его лица заострились, под глазами чуть отчётливее проступили мешки, да и в целом, крепкий император весь слегка сгорбился, сразу став выглядеть на свой возраст.

— Эти моменты, вы говорите про бремя власти?- аккуратно спросил я у него.

— В том числе,- кивнул Годунов.- Власть, ответственность. Я приведу тебе пример, чтобы ты понял о чём я говорю. Представь, что кратерная аномалия расползается, как было совсем недавно. И она потихоньку начинает захватывать маленький городок на десять тысяч жителей. Эвакуация гражданского населения ещё не завершена, но и оборонять город некому. Если поезд с уже севшими в него людьми не тронется, они все там останутся, и как следствие, погибнут. Машинист принимает решение закрыть двери и уезжает, оставляя на перроне сотни людей. Среди них старики, дети, даже несколько младенцев. И всю оставшуюся жизнь этот машинист будет себя корить, если, конечно, не справится с эмоциями. А если бы он не справился с ними тогда, в момент ответственности, он бы погиб. Скажешь, эмоции это не слабость? Или вот ещё один пример: командир артиллерийской батареи через час после отбытия поезда получил приказ накрыть обстрелом всё тот же город. Твари уже убили всех жителей, кто не прятался по подвалам и квартирам. И они идут дальше. Скоро они рассеются по лесам, а впереди на их пути ещё десятки мелких населённых пунктов. Если командир воспротивится выполнению приказа, умрут селяне и жители других городов. А если выполнит приказ, то умрут спрятавшиеся горожане того города. Эмоции, в такие моменты, они делают нас уязвимыми. А раз так, значит, их можно обозвать недостатком человека.

— Теперь я понял,- кивнул я, покручивая свой бокал с виски в руке.- Могу даже свой пример привести: император или его предшественник, убрал из оборонного бюджета страны статью расхода на кратеры. А когда пришла беда, подданные императора столкнулись со страшными последствиями ошибки своего правителя. И теперь, эмоции мучают его.

Лицо Годунова не дрогнуло. Он лишь поднял на меня глаза и медленно, даже слегка заторможено кивнул. После чего он одним махом опрокинул в себя бокал виски и потянулся за бутылкой. Заговорил он только после третьего бокала.

— Наши примеры несколько отличаются, но суть ты уловил верно,- произнёс император.- И, да, ты вновь подтвердил мои слова насчёт тебя. Ты подвержен эмоциям. Там, на арене, ты действовал аккуратно, но только до тех пор, пока не почувствовал азарт. Ты изначально знал, что сильнее этих троих, знал что умнее них. Можно сказать, что я благодарен тебе, ведь я хочу учиться у лучших. Что же касается твоего примера… Тут я тебе скажу, что внутри тебя пылает праведный гнев. Скажу даже больше того, будь я на твоём, и будь я на пару десятков лет младше, я бы сказал самому себе те же слова, что и ты сказал мне. Я уважаю твою смелость. И потому не наказываю тебя за дерзость. Ты не просто грубишь мне, а делаешь это обоснованно. Хотя, грубить своему правителю, это всё же несколько опрометчиво. Так что запомни, Михаил, если когда-нибудь, ты мне нагрубишь в присутствии посторонних, пусть этим посторонним будет даже служанка, тебя будет ждать крайне суровое наказание.

— Я вас