– Камушки, красивенькие.

– Эх ты, – повторил гном, – деревня! Это сапфиры! Не обработанные, потому как стекляшка. Ну да ничего! Подшлифовать – здесь целое богатство!

Тени спустились со стен пещеры-дробилки, ступили из совсем тёмного пространства меж каменных рёбер. Стоит отвернуться, делают шажок вперёд, тянутся достать долгожданных гостей. Обернёшься рывком на движение – ничего не изменилось, пещера тонет во тьме. Тени застыли, лишь гном пыхтит, глаза сверкают в жадном азарте, как искомые сапфиры.

Я чувствую внутреннюю дрожь, как стою на холодном мраморе пола перед столом, внезапно вызван Фитцем, и не ведаю, что обрушится в следующий момент, какая неприятность на мою голову.

– Тебе не кажется странным найти столько ценного в заброшенной шахте? Если ценная – чего бросили? Если выработали – почему сапфиры в груде лежат просто так?

Роуди лишь отмахнулся. Я потащил свёрток, ладонь на рукояти меча – вовремя! Свет с амулета мигнул, растаял облачком яркого тумана.

Бросились разом из-за камней.

– И-ий-йи! – взвизгнул я, рубанув широко на уровне пояса. Меч с чавком погрузился во что-то сырое, в темноте не видать, утробно рыкнуло, ноги окатило противно холодным. Я отскочил назад, за спиной валун.

Судя по звукам, на месте, где рылся Роуди, свалка, куча мала. Всем телом чувствую холод, идущий от невидимых во тьме тел. Гном молчит, ни победного рёва, ни ругани, ни стонов от ран. Руки мои задрожали, в коленях слабость, лихорадочно перебираю варианты. Что-то впилось в сапог, как присосалось, я задёргал ногой. В следующий миг тонкие иглы прошили кожу голенища, впились в плоть, в мою плоть! Я отчаянно рубанул, вывернув кисть, лезвие свистнуло рассекаемым воздухом, легко располовинило тварь.

Ещё одна впилась в правое плечо, я закричал и схватил левой, когти пронзили рыхлую плоть. Завертелся волчком, яростно рубя, окружив стеной острой стали, как потешный боец на ярмарке. Брызнуло раз, второй, третий, твари то ли отступили, то ли кончились.

Потянулся всей сутью к амулету, слабый отклик награда. Яростный приказ, амулет вспыхнул сам, крошечное солнце, щедро жертвуя остатки. Конусы лучей пробили кучу, в прорехи хлынуло ещё больше света. Белёсые, зубастые – одна пасть на вытянутом теле – твари бросились врассыпную. Тела со множеством мелких лап, не то гигантские черви-переростки, не то толстые короткие змеи, щурят бельма глаз, шустро увиляли прочь, натыкаясь на камни, зарываясь сдуру в груды песка.

У изрытой кучи гном навзничь, раскинул что осталось от рук, одна сжата в кулак, меж пальцев синие крошки кристаллов. Глаза на изъеденном лице смотрят белками без век. С потолка пещеры спускается тьма, душит сияние амулета.

Я взвалил на плечо теперь лёгкое тело и заковылял к выходу, с трудом разбирая путь сквозь злые слёзы.

– Иди, иди! Не останавливаться!

Кончик меча упирается в дряхлую шею, прокалывает кожу, тонкая струйка крови промочила ворот гномьей рубахи.

– Но ты ведь отпустишь, правда?

Старик выворачивает шею, на скуле огромный кровоподтёк, но это от рукояти меча.

Я похоронил Роуди в коротком штреке, что подле проклятой пещеры, в ярости круша кувалдой по стенам, по крепям, пока не начал рушиться низкий потолок. В кармане сапфир – прощальный подарок, на память о жадности и безрассудстве, дружбе и предательстве.

Я долго брёл, всхлипывая и коря, что так и не поговорили, так и не сказал «прощаю» на содеянное ещё тогда, в Лесу Тролля. Брёл по бесконечным туннелям поселения, мимо разорённых комнатушек, полных сгнившего скарба. Штольни расходятся веером от посёлка, я шёл наугад, кругами в подземном лабиринте, пока на шиворот не кинулся безумный дед. Только его заточенные точно иглы зубы привели в себя, оставив аккуратную линию дырок на загривке.

– Конечно! На кой ты сдался. Вот выведешь на поверхность – гуляй куда хочешь! – соврал я, не моргнув глазом. Ненависть заставляет кривиться губы, покатилась упругой волной к пальцам, в них дрожит рукоять. Усилием воли остановил руку, готовую разить.

Старик перестал шаркать, в шаге некая упругость. Я насторожился, повёл носом – спереди тянет свежим воздухом.

Мы подошли к приоткрытым дверям, деревянные створки погнили, рассыпаются от малейшего толчка. За дверным проёмом бессчётное число ступеней вверх. Старик притормозил, чувствительный укол в шею заставляет топать дальше.

Поднялись в знакомой архитектуры гномьей башне, полой изнутри до самого верха, в крыше ярким пятном люк без крышки, под подошвами сапог с треском лопаются остатки стёкол. Открыть секретный ход изнутри куда проще – рука деда потянула рычаг.

Сперва безуспешно, но вот каменная дверь рухнула куда-то вниз под пол. Дед мигом припустил, но ловкая подсечка – и дряхлый гном гремит костями в пыль у подножия башни.

– Куда собрался?…

Щурясь от яркого солнца, я вышел на расчищенную поляну вокруг башни. Чем поливали гномы, какой дрянью, останется загадкой, но деревья боятся переступить незримую грань, жмутся друг к дружке ровной линией в полусотне шагов.

– Дык, это, отпустил же, да? – протараторил старик, вставая, ощерился заточенными зубами.

Я вытянул меч острием к гному.

– Поговорим?

– О чём… господин?

– О подземелье, конечно. О тварях, о ловушке и о приманке для жадных кладоискателей!

Я выудил камень. Взгляд древнего гнома метнулся к сапфиру, прежде чем совладал с лицом, я отметил миг узнавания.

– Здесь, в лесу, прокурор – медведь, судья – меч. Как-то так говорят. Медведь – это я.

Гном бухнулся на колени, пополз, руки протянуты в мольбе.

– Пощади!!! Что мне оставалось делать? Меня бросили, заперли в шахтах!

– Что ты брешешь? Мы выбрались легко!

– Я говорю правду! – сверкнул глазами старик. – Это было давно, двери сгнили сами по себе, прежде чем смог выбраться… но зачем выходить? Столько лет прожив в подземелье, жрякая змей, я возненавидел всех, кто ходит по поверхности!

Старика как прорвало, слова лились неудержимым потоком.

– Те людишки искали жилы. Я бросился на колени, умолял забрать с собой, но они лишь насмехались, заперли все двери – вновь оставив подыхать. Тогда я решил губить всякого, кто сунется в шахты, в поселение! Да! Да, это я, я придумал ловушки, прикормил тварей, запрятал амулеты, что гасят свет. И дураки пёрли, не часто, но один за другим. От них не оставалось и косточки! Ха-ха-ха!

Старого гнома затрясло, то ли в хохоте, то ли в рыдании.

– Отпусти! Я больше никому не причиню вреда! – взмолился старик. Поймав мой взгляд, запричитал пуще: – Нет, не-ет! Я уйду, уйду куда глаза глядят, найду гномов. Или нет, просто уйду, буду помогать, найду семьи погибших… не-ет!!!