– Да не, не, это я так… Я всем сердцем против проклятых колдунов! Ура, ура великой Шестёрке!

На последней фразе голос сорвался на фальцет, тотчас тонет в слитном рёве: «Ура! Ура!!!».

Помощник палача отправился проверять крепость пут, а бюргер уставился жадно, не выглянет ли острая грудь из разорванного от ворота до причинного места платья.

От подножия столба повалил дым, кто-то ругнулся, выхватывая сырые дрова из огня. Дым пропал, жаркое пламя лижет кончиками ноги несчастной. Толпа замерла, притихла. Из задних рядов крик: «Гори, ведьма! Жги!». Сотни глоток грянули как по команде: «Жги! Жги! Жги!!!». Слитный рёв накатывает резкими волнами, бьёт по ушам в злодейском ритме. Я вдруг осознал, как тогда с Унрулией, что вишу над площадью. Люди колышутся как травинки, в центре пожар, что вот-вот сожжёт души.

Колоссальный, но незримый груз, чувство, знакомое прежде – тут как тут, ринулось мять и давить. Но я наготове, непонятным самому усилием направляю незримые силы, мощь течёт вокруг и через меня, туда, затушить смертельный костёр.

Меня вбило обратно в тело, как в доску гвоздь, нутро вибрирует от призрачного удара. Вокруг крики, мелькнула перекошенная харя бюргера. Я повернулся. В центре пустыря пламя до небес и дымит так, будто разом сожгли всё мокрое сено в округе. Люди мечутся, круг яростного пламени всё шире, пожирает тела тех, кто в беспамятстве.

Удушливый серый дым валит вверх и в стороны, катится волной к краям площади. Нас подхватило волной обезумевших людей, вокруг кашляют, только мне нипочём с мелкиндской толстокожестью ко всяким отравам. Обернулся и жадно высматриваю, что с колдуньей. Возле столба прояснилось – нет столба, как и колдуньи нет. Чёрная яма, такая от удара небесным камнем, веером десятки неподвижных тел, дальше – сотни, но ещё шевелятся. Мне стало дурно, едва не пал на колени, но толпа сжала локтями, плечами и несёт к одному из проходов.

Бюргер держится рядом, глаза выпучены, палец с обгрызенным ногтем, подушечка в чернильных пятнах, указывает на меня. Кричит, зовёт кого-то, а палец всё тычет. На выходе с площади ждут два отряда – децимарии в чёрном.

– Он, это он виноват! Держите, хватайте! – захрипел бюргер, но тронуть побаивается. Децимарии благоразумно отступают на боковые улицы и уже там встают железной стеной.

Я двинул бюргеру рукоятью меча в зубы, поднырнул под молодецкий удар справа. И на прорыв! Позади крики и ругань, шум доброй драки. Вылетел из толпы, сразу в проулок, десяток шагов и спиной в дверную нишу. Дышу часто, а перед взором сожжённые мертвецы.

Народ выскочил из домов посмотреть, что случилось. Иные споро пробираются к площадям, но быстрее слух – колдунья сбежала, прихватив с собой в ад порядочно горожан.

Стража носится по улицам, древками копий наперевес трамбует прохожих в первые попавшиеся дома. Я дважды ускользнул и пробираюсь в тихий квартал мелкиндов.

Я взялся за ручку двери добротного дома. На стук открыли немедля, пальцы хозяина сомкнулись на рукаве изодранной куртки, втянули внутрь. Немолодой мелкинд в приличной одёжке выглянул за дверь, повертел головой, глядя вверх и вниз по кривоватой улочке, довольно хмыкнул. Дверь прикрылась сама, влекомая дорогой гномьей пружиной, та приделана вдоль косяка.

– Виллейн. Решил вернуться, – провозгласил мелкинд, широкий рот расплылся в улыбке, явив ряд ровных зубов. Поправил нарукавники из чёрного шёлка поверх белой рубахи. – Напрасно, времена не лучшие.

– А когда были лучшими? – спросил я глухо. – Опять жгут.

Мелкинд вздрогнул, на впалых щеках морщины глубже, сложились в совсем уж горькие складки по обе стороны рта.

– Не хочу думать, что… вижу, ты уже знаешь про Анвейн. Её схватили два дня назад, но она молчит, не выдала никого! Иначе сидел бы я тут. Бедная Анвейн. Надеюсь, не мучилась слишком долго.

Мелкинд сокрушённо качнул головой, тяжело примостился за конторкой у дальней стены. За спиной решётчатая дверь с пудовым гномьим замком, сквозь прутья не дотянуться до двух сундуков, крышки окованы полосами толстенной меди. На пол брошены замки поменьше, левый сундук нараспашку, внутри мышь повесилась, правый прикрыт.

В углу комнаты на стуле охранник-человек – глухой калека, телом здоровее велета и предан как собака. Глазки зыркают из-под низкого скошенного лба, но без знака не кинется.

– Так ты не знаешь ничего? Сбежала Анвейн. Сам видел, вместе со столбом с центра Горелой площади.

Мелкинд воспрял:

– Сбежала?! Как удалось?

– А так. Колдовство какое-то, с дымом.

Я отвожу взгляд. Ногой подцепил за перекладину табурет. Живот вдруг настойчиво напомнил о себе.

– Чудесно! Твоих рук дело? Где искать? Что в городе? – засыпал вопросами мелкинд, торопливо поднялся, готовый бежать, сел вновь.

– В городе беспорядки.

– Наконец-то! Жаль, мы не готовы… нас, знающих, слишком мало! Ты не представляешь, скольких потеряли… осталось всего полдюжины! Считая Анвейн и меня, – взволнованно проговорил престарелый мелкинд. Навалился на конторку, шёпот дрожит от волнения. – Скажи, тебе удалось овладеть секретами магии? – Мелкинд откинулся на спинку стула, рассмеялся облегчённо. – Да что говорить, конечно удалось, раз спас Анвейн! Я всегда, всегда верил в магию! И в твою миссию!

Мелкинд с довольным видом потёр ладонь о ладонь. Я вспомнил, как легко меж пальцев исчезает золото, ловко, как у фокусника. А может, и был фокусником прежде, до погрома на ярмарке, когда хватали всех, кто мог иметь отношение к магии, даже факиров и заклинателей змей.

– Ты голоден. Сейчас прикажу подать, – засуетился хозяин. Оценил мой вид. – И вынесу новой одёжки по плечу.

– Постой…

Мелкинд осёкся, глядя, как я уставился в пол. Радость на лице исчезает, уступила недоумению.

– Я не смог узнать главного – истоков магии. Да, амулетами овладел, как говаривал Фитц, в совершенстве. Но без источника, сам понимаешь… и мне пришлось бежать, так сложилось.

– А секрет сил Фитца? – спросил мелкинд со слабой надеждой. Лицо, просветлевшее на миг, потускнело вновь. – Понятно. Что ж… но кто тогда спас Анвейн?

Я решил не углубляться в недостоверные подробности.

– Они же охотились на магов, Шестёрка. Это могло привлечь внимание кого-то поистине могучего!

Лоб мелкинда перечеркнули морщины, рот приоткрылся, слова, полные упрёков, готовы посыпаться. Так и застыл с открытым ртом, когда легкомысленно не запертая дверь отворилась внутрь. В лавку спиной вперёд влетел человек в изящном жакете из чёрного бархата, стоячий ворот расшит серебром, через плечо перевязь, на боку прямой рыцарский меч. В неровном свете факелов за порогом маячат квадратные лица стражников, лбы скрыты под блестящими шлемами, шею прикрывает доспех на манер хауберка. Незнакомец кинулся обратно, меч наполовину вынут из ножен. Копья в руках солдат совершили четверть круга, замерли поперёк груди. Стражники дружно навалились на незнакомца, грубо отбросили древками. Незнакомец пролетел пару шагов, с губ рвётся поток проклятий. Но передний стражник лишь молча захлопнул дверь.