до тех пор, пока мужчина, комната и дом не уменьшились до размеров точки, а потом и вовсе исчезли.

А я остался один в окружении языков Пламени. Которые вдруг заговорили все разом.

— Слабый!

— Должен!

— Уходи!

— Спасти!

— Убей!

— Следуй!

— Надежда!

— Игра!

— Мщение!

Понять, чего они от меня хотят было невозможно. Каждый лепесток касался моего — я тоже стал таким — и чего-то требовал. Вразнобой, но одновременно. Галдеж этот причинял физическую боль и сбивал с толку.

— Что вам нужно? — заорал я.

У меня не было ни рук, ни ног, ни рта, ни ушей, но я каким-то образом мог слышать, говорить и взаимодействовать с окружающими меня языками огня. Когда понял это, то тут же попытался отдалиться от них. По началу мне это удалось, но вскоре они вновь настигли меня, жаля и чего-то требуя.

— Урил!

— Предательство!

— Знает!

— Найди!

— Мщение!

— Накажи!

— Убей!

И вдруг все сказанное ими, вся эта какофония раздерганных слов, сложилась в нечто осмысленное. Более того, я вдруг понял, что это ко мне обращается сам Шахат. Осознание этого было последним, что я помню. Сразу на этом месте я вырубился. Исчезли все языки Пламени, включая мой. И осталась лишь тьма.

Глава 15

Четыре всадника

Проснулся я в уже знакомом месте. В гостевом доме, где ночевал — сразу это определил стоило заметить знакомые часы над телевизором. Одетый, но лежащий на кровати. Судя по всему, когда я вырубился, Монах и его люди перенесли меня сюда, выяснили, что жизни опасность прямо сейчас не угрожает, и оставили в покое.

Но не одного. В уголке, свернувшись на кресле, как кошка, дремала Настя. Похоже, ее приставили следить за мной. И докладывать, если состояние изменится. Занятие довольно скучное, так что не удивительно, что она вырубилась.

Да и времени, опять же, прошло немало. Несколько часов, а то и весь день, если судить по характерному вечернему солнцу.

Будить «сиделку» я не стал. Как и сам — спешить вставать. Убедившись, что цел, могу двигать руками, ногами и шеей, я решил обдумать то, что со мной произошло. И то, как с этим жить дальше. И с самим фактом провала в видение с языками Пламени, закончившемся потерей сознания. А еще тем, что эти самые лепестки огня я до сих пор видел.

Именно видел. Стоило мне только закрыть глаза, как они сразу вставали перед внутренним взором. Четыре штуки. Разного размера, цвета и яркости. Горели они отдельно от моего Пламени — его я уже ни с каким другим спутать не мог. Тянулись к нему, но не соединялись.

Версий, что эта за странь, было не слишком много. Одна, если уж совсем честно. Похоже, я видел осколки личности того самого Шахата, которым меня все считали. Личности раздробленной, стремящейся восстановиться и снова сделаться цельной, но постоянно терпящей неудачи.

Похоже, восемнадцать лет назад сущность Губителя действительно была уничтожена той самой Целлой (кто бы она не была) и ее Печатью Гнева. Разбита на маленькие кусочки и отправлена в небытие. Но каким-то образом не исчезнувшая в нем. Частично — пробудилась во мне. От этого я получил новые для себя черты характера, и кое-какие знания. Остальные же фрагменты личности Шахата так и не смогли встроиться в новое тело. И, насколько я понимал, уже не никогда смогут этого сделать.

Зато они смогли среагировать на какой-то триггер в словах Монаха во время нашего с ним разговора, и попытались выйти на контакт с основным Пламенем. Им нужно было что-то сообщить мне, что-то очень важное. Правда, с этим у «крестражей» Шахата тоже все не задалось — я почти ничего не понял.

Зато понял кое-что другое. Призрачные лепестки огня были… как бы это сказать… Чертами личности Губителя, вот! Или, быть может, сильными эмоциями, а то и вовсе — принципами, которые вели потомка элохим по жизни. Изолированными друг от друга, с обрывками памяти. Как-то так.

Вновь закрыв глаза, я всмотрелся в осколки души Губителя. Багрово-красный, пляшущий, будто его постоянно бьют сильные порывы ветра. Но всегда выпрямляющийся и на короткий миг обретающий облик клинка. Глядя на него, я понимал, что вижу Гнев Шахата. Именно он постоянно требовал кого-то убить и кому-то отомстить.

Второй я решил назвать Силой. Он был светлее, ближе к рыжему, с проблесками голубого. Горел ровно и мощно, и походил на огонь газовой комфорки. Сколько бы невидимый ветер не бил по нему, этот язычок Пламени почти не дрожал. По самому краю ходили какие-то сполохи, но основа била вверх, словно столб.

Третий был холодного синего цвета, напоминая огонь, выходящий из сопла реактивного самолета. Только очень маленького самолета. Горел он неоднородно. То сильно бил вверх, то вдруг становился прозрачным до невидимости, после чего вновь набирал силу и мощь. Этот я опознал, как Долг.

Последний был самым необычным. В живую такого огня я не видел никогда. Золото, чистое пылающее золото, без всяких примесей. Глядя на него, я понимал, что назвать это иначе, как Гордость, нельзя.

Гнев, Сила, Долг и Гордость — это все, что осталось от Губителя по имени Шахат. Четыре, блин, всадника апокалипсиса! А, ну еще какая-то неидентифицированная часть, прописавшаяся внутри меня. Другими словами, наглядная иллюстрация на тему: «Что такое не везет и как с этим бороться».

Впрочем, рефлексировать по этому поводу я не стал. Больше нет. Хватит. Я всю ночь возмущался тем фактом, что во мне, оказывается, живет какая-то потусторонняя и явно мистическая сущность. Ни к чему хорошему это не привело. И, уверен, не приведет. Значит, если мы я хочу жить долго и счастливо, настало время взять свою судьбу в свои руки.

А начать стоит со знакомства с «соседями».

«Привет! — сказал я новым сожителям. — Ну и как мы дальше будем?»

«Убей! — отозвался Гнев. — Накажи! Отомсти!»

Это прозвучало в моей голове настолько отчетливо, что не осталось никаких сомнений — это не глюки, не внутренний голос, и не попытки зачем-то поговорить с самим собой. Это — диалог двух разных личностей. Одна из которых задала вопрос, а вторая произнесла ответ. Пусть и не очень содержательный…

«Кого? Кого убить? Кого наказать?» — уточнил я.

Если первую мысленную фразу я еще произносил с оттенком самоиронии, мол, вот псих, сам с собой разговариваешь! — то вторую озвучил уже со