более осторожного подхода и подождать данных за более продолжительный срок?

Несмотря на мягкий тон, его позиция была ясна. Поначалу Джо поддерживал мою работу, но изменил мнение, когда результаты стали обретать форму. Он хотел сделать себе имя, а несогласие с политикой руководства далеко бы его не продвинуло. Я сказала себе, что не должна демонстрировать слабость. Если я соглашусь, что моя работа не закончена, меня отстранят, и ничего не изменится. Барб подалась вперед, побуждая меня прямо ответить на его вопрос. Я наклонилась к микрофону. Моя соратница повернулась к Джо, бросив на него уничтожающий взгляд. Удивляясь самой себе, я спокойно возразила, что было бы прекрасно иметь на руках долгосрочные результаты, но эти исследования – предвестники будущего. Отсутствие роста в юном возрасте вряд ли приведет к значительным улучшениям позднее. Нам не стоит рассчитывать на повышение продуктивности. Я продолжала:

– Расчистки для обеспечения свободного роста, похоже, подвергают наши лесопосадки риску высоких потерь от ранней смертности и снижения долгосрочного роста.

Более предусмотрительно не трогать местные растительные сообщества и позволить этим насаждениям расти, а самим сосредоточиться на других проблемах лесного хозяйства, например, когда сажать, что сажать, как готовить участки.

Несколько человек встали и вышли. Кто-то в первом ряду начал громко разговаривать с приятелем. Я попыталась показать, что он мне мешает, но он не обращал внимания, заставляя меня напрягаться, как я делала в детстве во время игры в хоккей на улице. Дейв, который всегда был открыт для обсуждения новых методов, неодобрительно посмотрел на него.

Я подавила желание остановиться и спросить, есть ли у того мужчины вопросы, но внутренне сжалась, не захотев устраивать сцену. Что бы сделала бабушка Уинни? Она упрямо и спокойно пошла бы дальше. У меня дрожали руки, но я перешла к следующему слайду и продолжила рассказывать о многочисленных экспериментах с другими растительными сообществами. Сто тридцать экспериментов, если быть точной. Повторные, рандомизированные, с надежным контролем – все приводили к одинаковым выводам.

Срезание или опрыскивание ивы не улучшали рост или выживаемость ели.

Срезание, опрыскивание или объедание вейника овцами не улучшали характеристики ни ели, ни сосны скрученной.

Ни срезание, ни объедание дикой малины не помогали ели.

Вырубка ольхи не увеличивала обхват сосны.

Как бы мы ни опрыскивали, ни вырубали, ни пасли животных в сообществах рододендрона, мензизии и гекльберри на высокогорных насаждениях, рост ели не менялся. Я вспомнила, как Робин опрыскивала рододендроны, и как мы уже тогда подозревали, что это пустая трата времени.

Куча денег уходила на культивирование саженцев на открытых пространствах в высокогорных лесах, где они не росли естественным образом. Впрочем, там, где некоммерческие кустарники уничтожили, выжило на двадцать процентов больше саженцев (по сравнению с участками, где кусты не трогали), но только на короткий срок. В одинаковых субальпийских условиях опрыскивание папоротников не улучшало долгосрочный уровень выживаемости ели, но краткосрочный рост еловых сеянцев был на четверть выше там, где папоротники уничтожили – по сравнению с участками, где папоротники оставались живыми. Этих минимальных, временных результатов оказывалось достаточно, чтобы удовлетворить власти.

– Я много думала, почему мы обычно не видим улучшений выживаемости или роста деревьев, когда устраняем местные растения, хотя деревья теперь растут свободно, – говорила я. – Я размышляла о том, почему многие свободно растущие деревья заражаются насекомыми или патогенами и сталкиваются с еще большими проблемами. Прежде всего, я считаю, что мы переоцениваем конкурентоспособность местных растений по отношению к хвойным. На большинстве участков местные растения растут не настолько густо, чтобы мешать молодым деревьям. Я также подозреваю, что эти растения защищают деревья от болезней и плохой погоды. Мы должны перестать концентрироваться на устранении соседней растительности в надежде на краткосрочное улучшение роста саженцев и вместо этого думать о том, как в долгосрочной перспективе сделать здоровее весь лес.

Я подумала о своих подругах, так тщательно выщипывающих брови, чтобы они больше не отрастали. Это не та аналогия, которую стоит приводить на подобной конференции.

Я сказала, что получение желаемых урожаев заставляет нас относиться к новым лесам как к фермерским полям, а правила свободного роста применяются к любому ландшафту. Выделенные деньги распределяются по множеству участков, обычно с низким разнообразием растений.

Мы с Барб назвали это фастфудовским подходом к лесному хозяйству. Применять одинаковые методы ко всем видам лесных экосистем – все равно, что продавать одинаковые гамбургеры в разных городах, будь то Нью-Йорк или Дели. Мужчина в желтой бейсболке с надписью «Finning», сидевший в третьем ряду, вытащил пакет с морковью и громко захрустел. Близилось время перерыва на кофе.

– Проводя расчистку, мы лаем не на то дерево[35], – сказала я.

Несколько лесоводов засмеялись. Барб захохотала, как всегда делала при моих неудачных шутках, но остальные сидели с каменными лицами.

Один из руководителей поднял руку.

– Вы взяли для изучения те растения, о которых мы не особо беспокоимся. Нам уже известно, что они не представляют большой проблемы. – Преподобный кивнул, хотя и он, и говоривший знали, что как раз на эти растения зачастую направлялась их политика. – А как насчет более конкурентоспособных, таких как вейник и береза бумажная?

– Дельное замечание, – произнесла я. – Вейник активно впитывает воду и питательные вещества из почвы, но мы обнаружили, что его опрыскивание или соскребание ковшом экскаватора повышает выживаемость и рост сосновых саженцев только на двадцать процентов. Есть и неожиданные побочные эффекты – такая обработка уплотняет почву и снижает содержание питательных веществ, усиливается эрозия и уменьшается разнообразие микоризных грибов.

– Мы ставим экскаваторы на всех участках с вейником. Вы хотите сказать, что это того не стоит? – спросила какая-то молодая женщина.

Немного расслабившись, я обвела взглядом комнату и нашла ее; пытливое лицо, темно-рыжие волосы собраны в пучок. Казалось, ее не беспокоила опустившаяся тяжелая тишина. Преподобный повернулся, чтобы посмотреть, кто осмелился задать такой вопрос.

– Нам нужно как следует разобраться, что мы выигрываем и теряем, – сформулировала я. – Вероятно, существуют более удачные способы улучшать лесопосадки, нежели сгребать лесную подстилку. Когда мы удаляем органические вещества и уплотняем почву, это не сулит ничего хорошего для долгосрочного здоровья. Нам нужны более точные данные, прежде чем применять эти процедуры для всего ландшафта.

– Сюзанна, а что насчет березы? – раздалось из глубины помещения. – Это же против нее направлена политика свободного роста.

Это был ученый из Виктории, который также пытался разобраться в том, как береза и тополь мешают или помогают хвойным деревьям. Как и меня, его интересовали далеко идущие экологические последствия расчисток, но его позиция