Мы обсудили возможное влияние этого исследования на фермерские хозяйства. Скажем, если бобовые будут передавать азот кукурузе, то можно смешивать культуры, а не загрязнять почву удобрениями и гербицидами.

Мой мозг работал как часы, маятник раскачивался. Микоризные грибы могут оказаться той прямой связью между ольхой и сосной, объясняющей скорость, с которой сосна чувствует доступность азота в ольхе. Из-за такой связи сосна может немедленно ощутить эффект от уничтожения ольхи. Если бы я смогла показать, каким образом и как быстро ольха посылает азот сосне, нам не пришлось бы ждать сто лет, пока лес вырастет, чтобы продемонстрировать, насколько снизилась его продуктивность из-за исчезновения ольхи. Часовая стрелка часов в моем мозгу дошла до полуночи.

– Как думаешь, это могло бы остановить опрыскивание ольхи? – спросила я.

Дон постучал по клавиатуре, заканчивая расчеты.

– Сьюзи, – сказал он, – извини, но сомневаюсь. Лесной промышленности нужна быстрая и дешевая древесина. Они до совершенства отточили выращивание пихты Дугласа на Прибрежном хребте Орегона за сорок лет вместо нескольких веков. Компании занимаются этим уже много лет. Они зарабатывают деньги, опрыскивая красную ольху, а затем внося азотные удобрения.

Ольха красная – дерево, а не кустарник, как ее кузина – ольха горная, поэтому она куда сильнее конкурирует за свет, хотя и привносит в почву в десять с лишним раз больше азота.

Она была номером один в списке жертв.

Последний студент прошел по коридору, покидая здание. Измерения в моих экспериментах давали лишь часть картины. Они упускали то, что мы не могли видеть, как симбиотические бактерии и микоризы в корнях ольхи и другие невидимые существа в почве помогают сосне. И они не смогли воссоздать общую картину – взаимодействие с ресурсами. Это не «победитель получает все», это компромисс, создание большого из малого и установление баланса в долгосрочной перспективе. Дон был прав: правительство и компании, ориентированные на выручку, сосредоточились на дешевых, быстрых решениях и финансовом результате.

Увидев, как у меня опустились плечи, он предложил создать убедительный отчет и сразить их данными. Я приободрилась. Я провела много экспериментов, в которых опрыскивала ольху гербицидами, но рост сосен при этом не улучшался. Однако мне требовались убедительные доказательства того, что ольха помогала сосне.

– Помнишь, я брал пробы на твоем участке этим летом, чтобы посмотреть, сколько азота связывает ольха и сколько минерализованного азота достается сосне? – он выключил компьютер. – Я использую полученные данные для составления долгосрочных прогнозов.

Публикация результатов поможет Дону найти работу в Канаде, когда мы переедем туда вместе. Он откалибрует прогнозную модель, используя мои данные о росте и азоте, и смоделирует, каким образом разное количество ольхи влияет на рост сосны в течение длительного периода времени. Он уже запускал модель с ольхой красной и пихтой Дугласа, и рост пихты снизился в течение ста лет там, где ольху извели.

– Значит, у нас есть данные, которые ответят нам, помогает ли ольха сосне, – взволнованно произнесла я.

Закат окрашивал стены в теплый оранжевый цвет. Дон взял велосипедный шлем, и мы собрались домой. Полученные данные были лишь частью сражения. Возможно, устранение ольхи и останавливало поступление азота, но пока у нас имелись результаты по росту саженцев всего за год. Даже с его работающей моделью мне для убедительности требовались более продолжительные исследования.

– Лесоводы должны видеть результаты, – сказал Дон.

Мне нужны данные, если я собираюсь выйти в мир с тем, что выяснила. Я защелкнула пряжку шлема, понимая, что он прав.

– Но я же паршивый оратор. – Я ужасно боялась публичных выступлений. – Меня постоянно преследует кошмар, в котором мои слайды рассыпаются, и я вынуждена рассказывать по памяти.

Во время единственного выступления с подобным докладом я застыла и едва не потеряла сознание от смущения.

– Именно поэтому я навсегда останусь техническим специалистом, – заметил он. – Но ты не можешь прятаться, если хочешь перемен.

Мы поехали домой. Над улицами нависали крупные блестяще-золотые листья кленов, красные дубы пылали в холодном, прозрачном осеннем воздухе. Мы свернули на пустую улицу, и я прибавила ходу, чтобы держаться с Доном бок о бок. Мы миновали деревянные дома, на открытых террасах которых читали или разговаривали толпы студентов, и белые многоэтажные студенческие братства с дорогими машинами и толпами парней, играющих в волейбол и пьющих пиво. В Университете Британской Колумбии, где я получала степень бакалавра, подобных братств и сестринств не было, поэтому этот аспект американской культуры завораживал меня. Я не могла не глазеть.

Мы объехали мертвого опоссума, и я задалась вопросом, как рывшийся в компосте зверек относился к смеявшимся над ним людям, которые игнорировали его важную роль в поедании клещей, слизней и улиток. Мы остановились на перекрестке, и я спросила, что могли бы сделать компании, если бы наука не давала им зарабатывать деньги. Дон пожал плечами:

– Потребуют политических решений, которые защитят их доходы. Твоя история должна быть убедительной.

Он снова прибавил скорость, а я размышляла, как мне добраться до людей, которые способны помочь добиться перемен. Я научилась справляться с конфликтами, убегая от них. Я не умела отстаивать свою точку зрения, не говоря уже о выступлениях.

– Осторожно, Сьюзи! – прокричал Дон, и я резко затормозила.

Машина проехала прямо перед нами, едва не задев.

К моменту окончания магистратуры у меня появилась определенная практика выступлений на местных конференциях по лесному хозяйству. Я неспешно работала над ораторскими навыками, начав с хорошо подготовленных слайдов, простого представления данных и тренировки дикции. Затем мне следовало избавиться от некоторых привычек и раскрепоститься, чтобы не казаться скучной. Я делала много ошибок. Однажды заявила: «Этот саженец выглядит как дерьмо». После чего некоторые мужчины заметили, что «молодые женщины не должны ругаться». Зато я заслужила комплимент от одного выдающегося исследователя: «У вас есть дар выступления на публике». Это не так, но поддержку я оценила. Мне предстояло пройти долгий путь. Мне было что сказать людям, но пока я не знала, как облечь свое послание в увлекательную форму.

Мы с Доном переехали в Канаду и поженились той же осенью под переливающимися тополями около Камлупса. Мне двадцать девять, ему тридцать два. Я не спешила выходить замуж, но иначе Дон не мог долго оставаться в Канаде. Я была влюблена, и не было причин отказываться от свадьбы.

Джин стала подружкой невесты, а Робин – замужней подружкой невесты. Мы надели простые юбки и блузки в одном стиле. Моя, выбранная мамой, была кремово-белого цвета коры тополя, у Робин – цвета листьев камыша на берегу озера, а по блузке Джин