Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот что, Виктор, на апрель запланированы испытания нашего сыскного механизма на открытой местности. Инженеры хотят проверить, как машина справится с расследованиями вне привычных ей алгоритмов действий в столице. Так что, думаю, никто не будет против, если я сдвину дату и мы проведем испытания прямо сейчас. Так сказать, на лесистой и болотистой местности. С Парославом я все улажу. Собирайтесь. Завтра вы отправляетесь в Оболоцк. От меня что-то нужно?
– Солдаты. Вы отдадите их нам, в полицию. Для допроса и следствия.
– Мои люди привезут их вам. Но помните, ошибетесь в своей теории, и они снова окажутся у меня. И умрут так, как умерла Светлана.
00101
Мы сидели в допросной комнате сыскного отделения. Показания шестерых солдат уже лежали передо мной. Сейчас шел допрос последнего. Иван Гвоздилов, мужичонка с желтыми от табака усами, испуганно смотрел на нас. Я задавал вопросы, впрочем, не надеясь услышать что-то новое. Показания всех солдат сходились в точности.
– Бунтовали? – уточнил я.
– Бунтовал-с.
– А зачем бунтовали?
– А все бунтовали, а как товарищей-то бросать?
– Из-за чего бунт начался?
– Так из-за капусты и полковника нашего, чтоб Сатанаил филеи его драл со всеми чертями… У нас же карантин был. Ничего вывозить и продавать нельзя. Вот у нашего городского головы купчины Толстобрюкова капуста на складах плесневеть начала. Когда такое у нас случалось, доктор Луччевская брандкоманду всегда направляла и амбары плесневые выжигала с огнеметов, а тут то ли другие дела были у нее, то ли недоглядела… Ну и все. Толстобрюков, пока ему Гигиену огненную не устроили, быстро полковнику капусту и продал по дешевке. Купцу деньги казенные, полковнику барыш, а нам питание. Мы когда на построение мимо кухни шли, видели листы оборванные. На них Гниль была. Не плесень простая. Гниль. Я такую видел на Митяе из третьей роты, когда его в подвале нашли. В общем, с Гнилью листы выкинули, щи сварили, врач, полковником прикормленный, печатью шваркнул, что полный порядок, что плесень на капусте обычная, не опасная, даже, как он сказал, словно на сыре благородном. Уж не знаю, что за сыр такой, но я б его не ел.
– Дальше.
– Мы есть отказались. Полковник тогда прибежал, орать начал, что бунтуем, караул с винтовками привел, арестовывать начал. Ну, мы тогда и не выдержали. Взломали оружейку да и забили полковника прикладами. А потом и доктора, а потом и офицеров, которые к пулеметам кинулись, а потом унтер-офицеров, которые автоматические винтовки достать успели… Потом в город пошли, Толстобрюкова вешать, да он-то сбежал первым, чертопес клятый…
Мы продолжили допрос, и я вздохнул. Наговорил солдат в итоге нам лет на десять в штрафных ротах на реке Обь, однако показания не расходились со словами остальных допрошенных, заверявших, что к доктору Луччевской они ломились, чтобы отвести в казармы, где лежали раненные в перестрелках бунтовщики. И что девушку они нашли уже мертвой, в абсолютно пустом доме.
Солдата вывели. В опустевшей допросной повисла тишина. Я листал записи показаний, безрезультатно пытаясь найти там хоть что-то важное.
– Спасибо, Виктор, – внезапно проговорила Ариадна. – Выполнение приказа графа было бы мне… Неприятно. Если говорить терминами людей, конечно.
– Что было бы, если бы ты не выполнила его приказ?
– Что было бы, если бы вы приказали своему сердцу перестать биться? Любые приказы высшего руководства Инженерной коллегии обязательны для меня к исполнению. Точно так же, как и любые ваши, сопровожденные кодом из выданной Мороковым книги.
– Любые приказы? И незаконные?
– Абсолютно любые.
– А если я воспользуюсь ими, но кто-то из Инженерной коллегии даст тебе другой приказ?
– А как вы сами думаете? – Ариадна почти по-человечески усмехнулась.
Появился дежурный агент, сообщивший, что Парослав, наконец, вызывает нас к себе. Старому сыщику мы рассказали обо всем произошедшем еще час назад, после чего, как следует побушевав с того, что нам придется бросить дела в Петрополисе, он выгнал нас из кабинета, взяв время на раздумья.
– Да, Виктор, дело странное. – Мы вошли в кабинет, но Парослав, уже абсолютно спокойный, даже не повернул к нам голову, продолжая задумчиво смотреть на затянутый в табачную кисею потолок. – Слишком странное. И оно мне не нравится.
Старый сыщик покусал ус.
– Парослав Симеонович, мы с Ариадной допросили солдат, и я уверен, что они здесь ни при чем.
– То, что не солдаты ее убили, это и так ясно. Конечно, по-хорошему, этим всем новый полицмейстер заниматься должен. Но все-таки: в городе мор, а гибнет глава военных врачей. Нехорошее совпадение. Очень нехорошее. Знаешь что, как бы я к Морокову ни относился, но слетать туда действительно надо. Пусть уж и оболоцкая полиция этим делом займется, и мы. Лишним не будет. В конце концов, как в народе говорят, у семи нянек дитя без сглаза.
Парослав выключил трубку и внимательно посмотрел на меня.
– Выглядишь ты плохо. Отоспись. Завтра с утра полетите?
– Этим вечером. От Морокова только что был посыльный. Граф сообщил, что сегодня перед Промышленным советом давали отчет о событиях в городе оболоцкие купцы. Возвращаются они почтовым дирижаблем. Ночным рейсом. Думаю, будет неплохо пообщаться с ними в дороге.
– Как знаешь, как знаешь. У кого остановитесь в городе, уже подумал?
– Подумал. Когда-то моя семья с Владыкой Лазуриилом дружила…
– Слышал-слышал про такого. Не последний человек. Он же из страннообрядцев… А, нет, из световеров, да?
– Из них. Думаю, уж не оставит без крыши над головой. Сейчас как раз хотел отправить гелиограмму.
– Хорошо. Только вот что еще. Когда будете вести расследование… В общем, если начнете только понимать, что в деле как-то замешана Аида, сразу мне сообщаете и ничего не делаете, пока я не прибуду.
– Думаю, мы сумеем справиться с ней.
– Не справитесь. Для нее такие, как вы, – детишки, Виктор. Так что никакой самодеятельности. Сразу мне писать. И не обманывайся ее видом. Она притворяться блестяще может, но она психопатка. Полная психопатка. У нее еще при нашей последней встрече кукушка верст на триста этак уехала, а сейчас я и представлять не хочу, какие черти кровавые в ее башке пляшут.
00110
Над Петрополисом собиралась буря. Чудовищные порывы ветра с Мертвого залива разрывали дым над городом, открывали мчащиеся сизые тучи и полную луну, светящую сквозь грязный воздух больным красным светом. Шумело железо крыш, ломались ставни, а застигнутые непогодой напуганные тяжеловозы мотали затянутыми в респираторы мордами, норовя перейти на бег. Новый порыв. Сорванная с магазина цветов вывеска взлетела высоко в небо, крутанулась и гильотинным ножом рухнула на улицу, оставляя глубокую