Она неслась по шатким бронзовым мосткам, рубя взмахами серебристых лезвий взмывающие картонные мишени. Подчиняясь приказам, она снова и снова пробегала сплетенную под потолком железную паутину, без ошибок, без колебаний и без малейшего сбоя в четких движениях, выверенных внутренней математикой ее логической машины. Наконец, повинуясь команде инженера, Ариадна легко спрыгнула вниз. Пружинисто распрямившись, она замерла возле меня.

Ученые еще не успели закончить записи, когда двери в зал с шипением открылись. Все пришло в движение. Вытянулись обер-инженеры, замерли секунд-техники. Граф Серафим Мороков вошел в лабораторию. В золотом мундире, выглядящий безукоризненно, как и всегда, сегодня, однако, он произвел на меня какое-то странное впечатление. Что-то было не так, но что – я понять не мог.

Невидяще оглядев людей перед собой, он потряс головой и наконец шагнул в нашу сторону.

– Виктор? Вы тоже здесь? Я почему-то ожидал.

– Я… – Я оглянулся на замершую рядом Ариадну. – Мне так спокойнее.

Возникла пауза. Граф смотрел на меня бесконечно устало и, кажется, немного сочувственно.

– Виктор… Вы слишком привязываетесь к вещам. Когда-нибудь это вас и погубит.

– Она не вещь. И она спасла меня. На пожаре. Рискуя собственной жизнью.

Мороков кисло улыбнулся и покачал головой. Затем раздраженно махнул рукой техникам. Люди принялись спешно покидать помещение. В зале остались лишь мы и охранники графа.

– Спасала, рискуя жизнью? – Мороков шагнул к Ариадне. Тонкая рука в белой перчатке резко взяла ее за подбородок, и граф заглянул в глаза механизма. – Вам уже не двадцать лет, Виктор. Хватит. Ариадна, поверьте, никогда бы не стала рисковать ради вас своей «жизнью». Верно, Ариадна? Во-первых, она не живая, а во-вторых, она вытащила вас, потому что ей так велели алгоритмы. А алгоритмы эти закладывал профессор инженерной коллегии Вальтер Стим и его команда. Которые подчиняются лично мне. И уж если вы сейчас кого и должны благодарить за то, что дышите, так только меня. И вот еще: что касается ее, как вы выразились, «жизни». Я вам так скажу: не обманывайтесь; если бы цех уже рушился и пожар был той степени, что действительно угрожал сохранности ее механизмов, то вы бы остались гореть там. Потому что эта модель стоит очень больших денег. И она запрограммирована выбирать собственную целостность, а не рисковать собой зря. Тем более уж ради человека в десятом классе табели о рангах. Так, Ариадна?

Сыскной механизм ответил на это сдержанным кивком.

Я отвернулся от Морокова, но тот продолжил:

– И не обижайтесь. Я говорю это для вашей же пользы. Чтобы у вас не было иллюзий. И чтобы вы не наделали ошибок. Ариадна хоть и стоит сто сорок четыре тысячи золотых рублей, но в случае чего новый сыскной механизм я всегда вам выдам. А вот второго полицейского, вызвавшего интерес в Летнем дворце, у меня среди друзей нет. Так что не наделайте глупостей в будущем. Из-за машины. Всегда думайте сперва о себе. Я вас прошу.

Граф выдохнул и вдруг посмотрел на меня почти что взглядом обычного человека.

– Просто… Вчера у меня стало на одного полезного человека меньше. И я бы не хотел, чтобы это повторялось.

Граф сделал упор на слове «полезный», но мне показалось, что за этой сухостью скрывается фальшь.

– Это был кто-то близкий?

– У меня нет близких людей. К счастью.

Мы помолчали. Охранник поставил рядом с нами раскладной столик. Я, как и граф, принял окованную серебром чашку. Аккуратно отпил. Кофе немного горчил.

Только сейчас я понял, насколько же всесильный граф одинок, раз вынужден был делиться этим со мной. Впрочем, гул моторов за окном отвлек меня от этих мыслей. Потемнело. Из дыма, клубящегося далеко под нами, выплыл жандармский дирижабль. Рубя воздух десятками винтов, машина шла по лучу причального прожектора коллегии.

С треском и грохотом ожили механизмы, раскладывающие стыковочную мачту, вытянулись тросы, загудели машины, и воздушный корабль замер, завершая швартовку. Стукнул трап, и одетые в броню жандармы повели в здание закованных заключенных. Их было семеро. Окровавленных, перепуганно косящихся на нас солдат. По темно-зеленым мундирам зенитных артиллеристов было несложно понять, что перед нами бывшие бунтовщики.

Меня посетило нехорошее предчувствие. Оно стало еще сильнее, когда я увидел, как на лице графа, наблюдавшего за стыковкой, появилась тонкая довольная улыбка. Появилась и тут же исчезла.

– Ну наконец-то… Ариадна. Открыть лезвия. – Короткий приказ, уже без всякой тени эмоций.

Стук металлических шариков и лязг. Длинные полосы металла блестят под солнечным светом, отражая пустое, ничего не выражающее лицо графа.

– Вижу, уже поставили новую модель. И как она? Хорошо ли заточена сталь? Что, Виктор? Отменно, говорите? – Палец в белой перчатке ложится прямо на серебристое лезвие. Граф легко проводит рукой, и перчатка тут же краснеет от крови. Ее много, ткань быстро пропитывается, не может удержать, и рубиновые капли одна за другой падают на белый мраморный пол, однако на лице графа читается болезненное облегчение.

– Отменно сделано. Что ж. Механизм прошел все испытания на сегодня? Отлично. Тогда в морг. Нужно кое-что закончить.

Ариадна повиновалась. Я тоже сразу же пошел следом. Меня охватило скверное подозрение. Оно усилилось, когда я увидел, как к Серафиму Морокову подбежал жандарм и протянул ему какие-то бумаги с гербом Военно-полевой судебной коллегии.

Шипение лифтов. Падение на самые нижние, залегающие глубоко под городом этажи. Перестук сапог часовых. Старые стены, куда более древние, чем сама башня. Блеск стальных дверей морга. Холод. Шум воды, что течет по железным стенам, охлаждая помещение. Запах ржавчины, крови и формалина. Мертвые тела. Мертвый свет слабых газовых рожков. Мертвые взгляды инженеров, задумчиво выбирающих подходящую для опытов плоть. Новые помещения. Новые мертвецы. Стук дверей, большая комната, в которой расположились трое вооруженных жандармов и семеро окровавленных, перепуганно косящихся на нас солдат-бунтовщиков.

Мороков чуть улыбнулся и вновь посмотрел бумаги в руках. Ариадна стояла рядом с нами. Она не издавала ни звука, лишь ее глаза напряженно смотрели на построенных перед нами солдат.

Понимая, к чему все идет, я шагнул к графу.

– Серафим Мирославович, я не могу позволить…

Граф, однако, уже не слушал меня. Короткий приказ:

– Механизм, обнажить лезвия.

Стук. Руки Ариадны украсились сталью.

Я встал напротив нее, спешно закрывая приговоренных. Граф смотрел скорее с усталостью, чем с раздражением.

– Виктор, приговор вынесен законно. Моя машина только немного поменяет способ казни. Машина, каждому по семь ударов лезвием в грудь. Убивать на последнем ударе.

Лицо Ариадны не выразило никаких эмоций. Она направилась к солдатам, легко оттолкнув меня железной рукой. Когда