– Через два сезона. Максимум через три. – Глаза сузились, он улыбнулся. – К тому времени твои малыши подрастут, будут пытаться бегать.

– Он сумасшедший! – вырвалось у Юкико. – Великий Идзанаги, спаси его!

В последующие дни, когда Юкико вспоминала этот момент, она могла поклясться, что свет фонаря потускнел, как будто кто-то накинул на него вуаль. Глаза человечка расширились, он резко втянул воздух через респиратор. А потом закричал – ужасно, душераздирающе, забился в хватке самурая, и лицо у него побагровело.

– Молишься о моем спасении? – взвизгнул он. – Молись за свое!

Свет совсем поблек, и у Юкико перехватило горло. Она моргнула, уверенная, что зрение сыграло с ней злую шутку. Там, где только что стоял маленький человек, теперь был лишь дым. Железные кандалы упали на пол, а в пальцах у самураев остались утекающие сквозь пальцы пригоршни пара.

Мичи вскрикнула, серебряные руки Мисаки широко распахнулись. И в мгновение ока человечек оказался перед Юкико, вполне осязаемый и твердый, как стены вокруг. Он набросился на нее настолько быстро, что она ничего не успела понять.

Именно Мичи спасла ее, оттащила в сторону и развернула, получив удар ногой по лопаткам. Юкико почувствовала себя так, словно в нее ударила молния, вышвырнув ее и Мичи из камеры к противоположной стене.

Смаргивая слезы, она услышала влажный хруст и прерывистый крик, когда Инквизитор вдавил самурая в пол, как будто воин был сделан из тряпья.

Напарник сжал горло Инквизитора, но в руках у самурая заклубился черный, как полночь, дым, ускользающий, плывущий мимо сверкающих клинков Мисаки, струящийся дальше в коридор.

И вот он стоит в отдалении, слишком реальный, с налитыми кровью глазами, и тянется к Юкико, словно нечисть из ночного кошмара.

– Ёкай-кин, – зашептал он. – Она ждет…

Нога Мичи врезалась в пах Инквизитора, как товарный поезд, ускорившийся до предела. Удар Мичи запросто бы заставил чьи-то тестикулы сдаться, отправив их обладателя в монастырь в горах Хогоша, превращал будущих внуков бедолаги в сирот.

Мичи врезала Инквизитору локтем в лицо, сорвав респиратор. Он пошатнулся, костяшки пальцев девушки прошли через то место, где раньше было его горло, а теперь клубился пар.

Но, появившись у Мичи за спиной, Инквизитор сгруппировался и стремительно потянулся к ее шее. Юкико вытянулась в струну, а из носа у нее хлынула кровь, когда она проникла в голову Инквизитору.

И сжала его.

Инквизитор задохнулся, схватился за виски, с его губ слетели последние нечленораздельные слова. Из камеры вылетел Гиндзиро и втолкнул заключенного внутрь. Поршни и шестеренки заскрипели, когда пальцы генерала сомкнулись на запястьях мужчины.

Инквизитор бился, пытаясь вырваться, извиваясь, брыкаясь и содрогаясь. Маленький человечек смотрел на болтающийся совсем рядом, но такой недосягаемый респиратор и завыл, когда Гиндзиро заключил его в медвежьи объятия.

– Больше не давайте ему вдыхать дым! – закричала Юкико.

Инквизитор протаранил головой лоб Гиндзиро, впечатавшись лицом в зазубренные клыки маски óни. Раздался тошнотворный хруст, что-то хлюпнуло, чавкнуло. Человечек ударился о железную маску, ее клыки уже были окрашены в красный цвет и покрыты крошечными осколками костей.

Юкико прижала ладони ко рту, Гиндзиро заорал, когда Инквизитор врезался в него третий раз, а потом – четвертый. Хрустели кости, летели брызги крови. Второй самурай схватил мужчину, чтобы помешать заключенному нанести себе дальнейшие повреждения, но коридор уже наполнился медным запахом и жуткими булькающими возгласами.

Инквизитор выколол себе глаза.

– Боги небесные, – пролепетала Мичи.

– Еще увидимся, ёкай-кин! – выкрикнул Инквизитор, сплюнув кровь. – Я буду ждать тебя!

– Яйца Идзанаги, уберите ее отсюда! – приказал Гиндзиро.

Мичи и Мисаки взяли Юкико за руки и потащили прочь. Ее тошнило, голова кружилась, носовое кровотечение не останавливалось, а в ушах звенело от воплей Инквизитора.

Выколотые глаза, изуродованное, разбитое лицо, искаженное безумием. Она обнаружила, что тянется к Кеннингу, нащупывая две искорки тепла в животе. Ее испуганные мысли перекликались с его словами.

«В конце концов, малыши уже здесь».

Она попыталась сглотнуть, но в горле пересохло, как будто в рот насыпали пепла.

«Возможно, они поиграют с твоими…»

15

Семена

Зеркало видело ее насквозь.

Юкико стояла обнаженная, затерявшись в собственном отражении. Кожа бледная, как снег Йиши, длинные стройные ноги, на плечи мягкими волнами ниспадают черные волосы. Повернувшись боком, она изучала живот в профиль, будто хотела найти в нем ответ на каждую загадку, на каждый вопрос.

Юкико провела по нему рукой, ощущая изгибы кожи и мышц. Она уже начинала набухать.

Теперь она могла не только чувствовать, но и видеть их.

Крошечный островок, запертый за стеной, которую она возвела в Кеннинге. Огонь, горящий внутри, ожидающий за барьером, который она создала в голове. Теперь она снесла преграду, испытывая острую боль, которая, словно раскаленный нож для колки льда, вонзилась в череп. Но зато она могла чувствовать все и всех. Ласточек, шуршащих крыльями в полуночном саду, паразитов, ползающих в сточных канавах, щенка Мичи, пыхтящего во сне. Буруу устроился на стропилах, его грызло растущее чувство вины. Кайя парит над головой, взывая к грому, в голове у нее – слезы и написанные кровью портреты.

Маленькие изломанные фигурки. Черные перья и крики.

Люди. Сколько людей. Охранники кивают и дежурят на постах, бормочут над картами генералы, потеют в кузницах кузнецы, крестьяне наполняют мешки песком, а матери утешают детей. Даймё Исаму, Йоши, Акихито, Хана перепутались так, что их вроде бы и невозможно распутать, однако они все же настолько разные, что Юкико вполне способна распознать их очертания.

И наконец, малыши в ее чреве. Никаких мыслей, которое стоило бы озвучивать, только жар и пульсация в темноте утробы.

Вот и весь их мир. В ней.

Во мне.

Как много… Это уже чересчур. В висках пульсировало, на губах ощущались тепло и соль.

Стоп. Хватит.

Она с силой восстановила барьер, словно окно захлопнула с грохотом, слишком много всего, слишком… Лицо в зеркале было до подбородка измазано кровью, стекающей струйками на пол. Юкико снова провела рукой по животу, почувствовала его. Она уверена: уже появился крошечный изгиб. Неужели это ее реальность?

Интересно, так и должно быть? Как чувствуют себя женщины, в жилах которых течет кровь ёкаев? Их дети тоже обладают даром? Ей не у кого спросить. Она блуждала во тьме, неуверенная, испуганная, еще с тех пор, как началась бесконечная сага. Танцующая с бурей. Убийца сёгунов. Губительница династий.

Боги, если бы они видели меня такой, какая я есть на самом деле.

Но ничего невозможно изменить. Остается одно – победить или умереть. Она знала это так же точно, как помнила свое имя. Когда Юкико