— ЩИТЫ! — закричала Сольвейг, краем глаза замечая стрелу, торчащую из бока гребца. Когда она схватила лежащий поодаль щит, еще одна стрела вонзилась в дерево корабля, совсем рядом с ее рукой. — ЩИТЫ!

Леиф подхватил крик, его могучий голос разнесся над рекой, и она услышала гром сотен щитов, стучащих о скейды.

— Магни! — прикрывая голову, пока налетчики соединяли щиты в одну сплошную непробиваемую стену, она упала на колени рядом с Магни. Он зажимал лицо руками, кровь текла сквозь его пальцы.

— Все хорошо, все хорошо, — запротестовал он, пока она пыталась оторвать его пальцы от лица, чтобы увидеть самой. Длинная царапина рассекла его щеку от носа до уха, пройдя по скуле, чуть выше бороды. Кровь лилась, но рана — Сольвейг почувствовала, когда прижала ее, — не достигла кости. Стрела лишь слегка оцарапала его.

Облегчение взорвалось в ее груди, и Сольвейг изо всех сил прижалась губами к его губам. Он дернулся, обхватил ее лицо окровавленными руками и удержал ее рядом. Быстрый и жесткий — таким был их поцелуй, пока стрелы подобно рассерженным пчелами летали над их головами. Франки наконец-то опомнились и начали защищаться.

Настало время сражаться.

— Лучники! Они стреляют с обеих сторон! — заревел Леиф. Пробравшись на нос, он встал там, открытый врагу.

— Отец! — Магни отстранил Сольвейг и бросился за отцом.

Сольвейг рванулась было тоже, но потом Леиф воздел к небу щит, и она увидела, куда он смотрит и что делает. Она подошла к боку корабля и увидела на соседнем скейде своего отца. Они о чем-то договаривались, но грохот стрел был слишком громким, чтобы Сольвейг могла понять, о чем именно.

И вот Леиф и Магни присели, и ее отец тоже скрылся за бортом.

— Гребем к порту! К причалу! — крикнул Леиф.

Когда гребцы вернулись на свои посты, Сольвейг увидела, что другие корабли тоже поворачивают налево, и все поняла. Они не могли сражаться с противниками одновременно с обеих сторон. Если бы они разделились, их оказалось бы слишком мало для боя на том и на этом берегу. Но если они выберут одну сторону и переместят поле боя за пределы досягаемости другой, то им, возможно, придется сражаться только с одним противником. Кровавая победа на одном берегу может оказаться победой на обоих.

Ее отец и отец Магни хорошо умели использовать истории, которые рассказывали о них христиане. Они называли налетчиков «язычниками» и «варварами» — словами, которые означали нечто отличное от человеческого. Что-то большее, дикое и пугающее. Они сделали их монстрами.

Часто истории предшествовали их набегам, путешествиям в те части света, где они сами еще не бывали. И когда они прибывали туда, люди тех земель готовы были отдать им все, что они пожелают, умоляя их уйти.

Сольвейг знала, что набеги, которые вели люди Гетланда и Карлсы, были не так страшны, как набеги отрядов других ярлов. Ее отец и Леиф установили правила, которых не соблюдали другие ярлы — запрещалось брать много рабов или причинять вред детям, старикам или женщинам, которые не участвовали в бою, — поэтому они не были такими варварами, как другие. Но они пожинали плоды этих историй.

И они неистовствовали в битве, добавляя в общую поэму свои собственные строки.

Поэму этой битвы должны были услышать франки по ту сторону реки — и они должны были увидеть, что налетчики именно такие ужасные, как им говорили. Сольвейг усмехнулась и набрала в легкие воздуха, пропахшего франкским страхом. Когда скейд ткнулся в берег, она наклонила голову, опустила щит, прикрыв им грудь, и выхватила меч.

Боевое безумие. Оно поднималось из самой глубины ее существа, из той части, которая все еще пульсировала с прошлой ночи. Оно билось в ней, заставляя сердце тяжело стучать, наполняя мышцы огнем и жаждой крови. Она забывала, что она дочь. Она забывала, что теперь у нее есть любимый мужчина. Она забывала, что она женщина. Она становилась только своим мечом и щитом, своей жаждой и своим огнем.

Поднялся рев, и сотни голосов закричали об общей жажде победы. Сольвейг добавила к этому реву свой собственный, а затем спрыгнула с корабля и выбежала на берег.

Франкские лучники сразу же рассыпались в стороны и побежали прочь, а налетчики преследовали их, нанося удары по спинам и ногам, чтобы повалить на землю. Сольвейг двинулась вперед: все вокруг нее было размытым, четкой была только ее цель. Она могла ощущать бой вокруг себя, но для этого не требовалось сосредоточенности, а только чутье.

Она знала, что ее мать и отец сражаются бок о бок на некотором расстоянии слева от нее. Она слышала их крики. Она знала, что Леиф сражается впереди, а Хокон — позади.

Она знала, что Магни сражается рядом с ней, так близко, что на нее попадали брызги пролитой им франкской крови. Обычно Сольвейг старалась держаться немного особняком от других; она лучше сражалась, имея возможность свободно перемещаться и контролировать ход боя, но в этот раз она осталась рядом — и поняла, что Магни и она действуют, как единая сила, против франков, поворачиваясь спиной друг к другу, закрывая друг друга от атак.

Осознавая это, но не думая об этом, Сольвейг двигалась вместе с Магни, атакуя, делая ложные выпады, поворачиваясь. Его щит закрыл ее от удара; позже она отразила удар, направленный на него. Когда франк оказался между ними, они атаковали его разом. Когда другой прыгнул к ним с фланга, они поменялись местами.

Тела франков падали и падали, они перелезали через них и находили еще больше. Закованный в перчатку кулак угодил Сольвейг в ухо, когда она вонзила клинок в шею павшего воина, и Магни был рядом, чтобы подхватить ее. Она стряхнула звезды, заставшие зрение, и ударила боковой стороной своего щита в живот нападавшего франка, вложив в атаку всю свою силу. Он сложился пополам над ее щитом, и его вырвало на изображенный на нем красный глаз. Сольвейг полоснула клинком по его шее, отрубая голову. Она осталась на ее щите, как ужин на подносе. Сольвейг отбросила ее и обернулась к следующему противнику.

Там никого не оказалось. Все франки были мертвы или бежали. Сольвейг стояла, тяжело дыша, на залитой кровью земле, подняв щит и все еще держа наготове окровавленный меч.

Легкое прикосновение задело ее щеку, и она развернулась, поднимая меч для удара. Магни вскинул свой щит, защищаясь.

— Сольвейг!

Она моргнула и задержала дыхание, заставляя себе замедлиться. Когда битва покинула ее