стола лежал белый лист бумаги формата А4 с выведенным каллиграфическим почерком текстом: «Мне было очень хорошо с тобой. Как всегда. Увидимся! Лида». Большие пластмассовые часы на стене показывали почти полдень.

Я достал из холодильника детский йогурт и съел его. Затем ещё один. Вкусный, зараза. Лимон найти не удалось, хотя я обыскал весь холодильник и просмотрел все шкафы. В очередной раз чай пришлось пить без лимона.

Откуда-то послышался глухой звонок телефона. Я поставил недопитую чашку с чаем на стол и вышел в коридор. Телефон явно звонил из-под какой-то одежды, громко, но приглушённо. На крючке для верхней одежды, поверх груды детских плащей, висела моя куртка. Та самая, в которой я во сне гулял по Серебряному Бору — осенняя, тонкая, нейтрального серого цвета. Я сунул руку в карман куртки и тут же одёрнул её: куртка была насквозь мокрой! Не настолько, чтобы с неё капала вода, но такой, словно она была полностью намочена в тазу, а потом пару часов провисела на крючке. Словно выстирана в стиральной машине без сушки — сильно влажная изнутри и снаружи. Телефон продолжал звонить в кармане. Я достал его и ответил:

— Алло.

— Доброе утро, дорогой! — Да, этот голос я не мог спутать ни с чем! Девушка с безразмерной волнистой грудью, волосами-водорослями и двумя детьми. Елена, которая звонила мне из Плещеево, но до которой я в тот день так и не доехал.

— Доброе утро, — на выдохе ответил я, хотя адреналин от обнаруженной мокрой куртки активно бегал по венам.

— Выспался?

— Выспался.

— Пашковский опять полночи не отпускал?

— Да, всю ночь работали, — ответил я, сам того не ожидая.

Елена глубоко вздохнула:

— Сегодня приедешь?

— Да, приеду. Вы в Плещеево? — на всякий случай спросил я.

— Ну конечно, Лёш, — ответила девушка, — вчера мама приехала, с детьми помогла, я очень была этому рада.

— Ольга Александровна? — переспросил я.

— Можно подумать, у меня есть другая мама. — Елена говорила очень спокойно и совершенно без агрессии. В интонации последней фразы чувствовалась улыбка.

— А Сергейпалыч?

— Они вместе приехали. Хотели забрать меня, коль ты занят, но я отказалась. Сказала, что ты завтра нас сам заберёшь.

— Да, могу сегодня забрать, — подтвердил я, хотя самому стало немного стыдно от того, что я не могу ответить за собственные обещания.

— Только не поздно, ладно? А то вечером в сторону Москвы будут непролазные пробки. И в доме холодно совсем стало, детей бы не простудить.

— Да, погода испортилась, — ответил я и посмотрел на мокрую куртку.

— Льёт, как из ведра! — согласилась Лена.

— Я постараюсь побыстрее.

— Хорошо, мы будем ждать. Аккуратнее на дороге!

На заднем фоне послышались разговоры детей и взрослой женщины, по всей видимости — Ольги Александровны. Елена повесила трубку. Я ещё раз озадаченно посмотрел на куртку, потрогал её двумя пальцами, дабы убедиться, что мне не показалось, и нажал на экран телефона.

«19 %» — светилось на дисплее, «12:13», «Суббота».

Глава 20

«Видимо, надо ехать в Плещеево, — размышлял я сам с собой вслух. — Неужели опять суббота?»

Я ещё раз проверил дисплей телефона. На всякий случай, для пущей уверенности, посмотрел в Интернете: действительно — суббота. С одной стороны, меня переполняла радость от того, что календарь никуда не двигался, ведь это вселяло надежду на то, что все происходившие со мной события — лишь плод моего больного воображения, но с другой стороны, не давала покоя мысль о незнакомой Елене, детях и мокрой куртке в коридоре. Я даже не мог честно себе ответить, что тревожило меня больше — страшный сон или же круговорот бессмысленных событий, всё дальше и дальше уносящих меня от моей законной супруги Анны. Происходящее со мной казалось настолько безумным, что не могло быть реальностью.

«Может, сначала к врачу съездить, а уже потом в Плещеево? — продолжал рассуждать я. — Может, и нет никакого Плещеево? И никаких детей, никаких Ань и Ир тоже нет? Может, и меня нет, а?»

На всякий случай я ударил себя по щеке ладонью, как это делают в фильмах, но тут же поймал себя на мысли, что занимаюсь хернёй.

— Надо ехать! — твёрдо сказал я сам себе и посмотрел в окно. На улице было пасмурно и дождливо. По-осеннему.

Надев рабочие ботинки (других я в коридоре на нашёл), сухую зимнюю куртку и взяв зонт, я уже было собрался выйти из квартиры, как вспомнил про автомобильные ключи. На полочке у выхода их не было, в кармане брюк тоже. Взгляд упал на мокрую осеннюю куртку на крючке.

— Какого хрена? — недовольно возмутился я, вытащив из другого кармана промокшей насквозь серой куртки ключи от «Форда». — Был же «БМВ».

Закинув ключи от «Сиерры» и телефон в карман, я захлопнул входную дверь и спустился на лифте на первый этаж. В стеклянной будке, где по обычаю дежурила Алевтина Михайловна, сидела другая женщина, значительно старше, с ярко-фиолетовыми крашеными волосами, выше меня ростом, хотя и слегка сгорбленная от почтенного возраста.

— Добрый день, — недоверчиво произнёс я, проходя мимо консьержки.

— Лёша, — позвала меня женщина и молниеносно выскочила из будки ко мне в коридор, — ты мне деньги за дежурство когда отдашь?

— Сколько я должен? — всё также недоверчиво спросил я.

— За текущий месяц. Но мне бы пораньше, если можно. А уж в следующем месяце можно попозже, я не против.

— Хорошо, я вечером занесу.

— Спасибо, — ответила женщина и побрела в сторону будки.

— Извините, — окрикнул я её, — а где Алевтина Михайловна?

— Кто? — переспросила женщина.

— Алевтина Михайловна.

— Сколько лет тут работаю, а о такой не слышала, — ответила она после небольшого раздумья. — Может, где в другом подъезде живёт?

Я ничего не ответил и вышел во двор. Дождь мелкий, противный, да ещё и ветер. Хорошо, что не снег, хотя и он уже скоро будет, а вместе с ним — солёная грязь и типичная московская слякоть. Гадость.

«Форд» был припаркован между двух новеньких современных иномарок, а оттого выглядел ещё более убого. Чем ближе я к нему подходил, тем больше жалости он вызывал. Ведь хорошая в целом машина-то, надежная, в своё время — эталон на автомобильном рынке. А сейчас? Груда ржавого металла и немного закопченного масла внутри. Никакой души. А была же душа, и ещё какая! И куда делась? Странное это дело — душа, она либо есть, либо её нет. Вроде иногда смотришь на два одинаковых предмета и сразу понимаешь — в одном душа есть, а в другом её нет. С людьми аналогично. Принято считать, что все мы,