— Столько, сколько смогу удержать, пока ты будешь ласкать меня, — фыркнула Саломея, она подняла подол бархатного платья, открыв красивые ноги в белых шелковых чулках и крепких кожаных ботинках, — сыпь, я скажу, когда хватит.

Надетая под платьем рубашка открывала ноги женщины выше колен, и Коста увидел матовые полоски белой кожи между чулками и рубашкой. Вожделение захлестнуло его, он снова был молодым, горячим мужчиной и безумно хотел эту наглую и высокомерную красавицу. Абрек начал пригоршнями зачерпывать золото и сыпать в подол бархатного платья, монеты все сыпались, но мужчина не останавливался, он должен был победить эту чудовищную гордячку, а она тоже молчала, захваченная жадностью. Наконец, ее руки дрогнули под тяжестью золота в подоле, и Коста остановился.

— Я заплатил, — сказал он, — отрабатывай.

— Я разрешаю тебе целовать мою кожу там, где нет одежды, — капризно заявила Саломея. — Стань на колени и целуй.

Она уже горела в огне, эта игра была такой возбуждающей — никогда еще женщина не пробовала ничего подобного, а ведь это было именно то, в чем она всегда нуждалась. Коста уже опустился на колени, припал ртом к ее бедрам и начал нежно их покусывать и ласкать языком. Саломея почувствовала, как дрожь страсти, сначала чуть заметная, потом все более сильная, охватила ее тело. Она стояла с поднятой юбкой, в которую было насыпано несколько десятков тысяч золотом, а мужчина, стоя на коленях, как раб, ласкал ее. Ее возбуждение дошло до крайней точки, она застонала, и Коста, раздвинув складки ее лона, прижался к нему губами, нежно поглаживая горячую плоть языком. Саломея закричала, содрогнулась в огненных волнах и, обмякнув, привалилась спиной к столу. Коста быстро подхватил ее под колени и положил спиной на столешницу. Золотые монеты рассыпались по потертому дубу, а он согнул ноги своей любовницы, широко раздвинул их и вошел в еще трепещущее лоно. Саломея рычала, как торжествующая тигрица, встречая мощные движения своего любовника, а он поднимался все выше по спирали наслаждения, пока не упал, закричав, на разгоряченное тело графини.

«Это было то, чего я хотела с юности, вот что мне всегда было нужно, — думала Саломея, слушая частые удары сердца любовника у своей груди. — Не хозяин, а раб. Ну, лучше поздно, чем никогда, теперь уж я заставлю его поползать».

Она пошевелилась под тяжелым телом Косты. Он, придя в себя, поднялся и отступил, одеваясь. Графиня села на столе, аккуратно перемещая подол, который не выпустила из рук даже лежа. Основная часть монет осталась в тяжелых бархатных складках, но множество золотых кружков лежало на столе.

— Собирай, у меня руки заняты, — улыбнулась довольная Саломея, и ее любовник поразился, увидев, как преобразила нежная улыбка это властное лицо.

Он кинулся собирать монеты, складывая их в бархатный подол, потом, став на колени, подобрал раскатившиеся по полу золотые.

— Все собери, — благодушно пошутила графиня, — я эти деньги честно заработала.

Наконец, она спустилась со стола и, посмотрев по сторонам, приказала:

— Накинь на меня свой плащ, а через полчаса приходи за паспортом.

— Как ты умудрилась добыть для меня заграничный паспорт, если за мою голову на Кавказе объявлено вознаграждение? — поинтересовался абрек.

— Ну, женщины не все глупые, как ты думаешь. Я, например, умная. Паспорт выписан на имя моего умершего брата. Я сообщила его имя, дату и место рождения, они проверили, что такой человек ни в чем не замешан, и прислали паспорт.

Саломея, в наброшенном плаще, не прощаясь, вышла в сад, она пробежала по тропинке к задней двери гостиной и подцепила ногой незакрытую дверь. Пройдя в кабинет, женщина высыпала золото на темно-зеленое сукно своего стола и принялась его раскладывать. С наслаждением собирая монетки в столбики по десять штук, она выстроила целую шеренгу. Наконец, когда последний столбик занял свое место, графиня начала их считать. Боже мой! Она принесла в подоле больше шестидесяти семи тысяч рублей. Она была великой женщиной. Никому в мире мужчины не платили столько за час любовных ласк, причем она не делала ничего, просто позволила себя ласкать. Саломея рассмеялась и спрятала деньги в стол. Пора было ехать на эту чертову фабрику. Она оделась, закуталась в соболью шубку и уселась в тройку. Теперь нужно было сделать самое главное — помириться с сыном.

Корабль, на котором плыли Кассандра и Полли, был в пути уже месяц. Он несколько раз заходил в порты, разгружая и загружая грузы, но сегодня-завтра уже должен был подойти к последнему пункту назначения — Малаге. Женщины устали от качки, скудной еды, но остановки давали возможность сойти на берег и восстановить силы.

Деньги от проданной собольей ротонды почти полностью ушли на оплату проезда, и те малые крохи, которые остались у Полли, она тщательно берегла, тратя их только на самое необходимое для своей девочки, как она теперь называла Кассандру. Девушка совсем окрепла и, самое удивительное, начала расти. Изумленная Полли с недоумением смотрела на юбку бархатного платья, уже на ладонь поднявшуюся над полом. Болезнь и операция сотворили и другое чудо: белые как лунь волосы девушки, которые Полли сама обстригла лежащей в лихорадке Кассандре, начали отрастать, но теперь они были черными, как вороново крыло, и только несколько прядей сохранили прежний цвет, резко выделяясь на фоне остальных. Вместе с волосами темнели и брови с ресницами, особенно яркие на фоне белоснежной кожи Кассандры. Волосы же, отрастая, завивались в локоны, и сейчас головка Кассандры как никогда была похожа на головы ангелочков в резных украшениях церквей.

Полли удивлялась, но молчала, ведь ее девочка так и не вспомнила ничего из своего прошлого. Зачем было расстраивать ее, спрашивая, какого цвета были ее волосы или была ли у нее ямочка на подбородке, которая начинала все явственней проступать по мере того, как лицо девушки поправлялось. Женщина полюбила Кассандру всем сердцем и принимала ее любую.

«Хоть беленькую, хоть черненькую, — думала Полли, — я буду любить мою девочку любой. Спасибо тебе, Боже, за этот подарок. У меня тоже теперь есть дочь».

Стоя на палубе, она поглядывала на напряженно всматривающуюся в даль Кассандру, и в душе молилась, прося для своей девочки здоровья и счастливой судьбы.

— Мне кажется, я вижу берег, — обрадовалась Кассандра. — Посмотрите, тетушка, похоже, что там город. Наконец, мы сойдем на берег.

Полли пока не видела ни берега, ни города, но полчаса спустя она убедилась, что ее девочка была права: из дымки выступила береговая линия, и уже можно было различить порт, к которому направлялся корабль.

— Ну, дамы, через два часа прибываем, собирайте вещи, — сказал им капитан, строгий англичанин средних лет, державший свою команду и всех пассажиров в кулаке.

Женщины поблагодарили капитана и спустились в свою каюту, где провели столько времени, плывя вокруг Европы. Полли собрала все их немногочисленные вещи в старый саквояж, разложила на кровати два легких плаща, а узелок с драгоценностями Кассандры спрятала у себя на груди. Не прошло и двух часов, как они ступили на причал Малаги.