— Он там вообще живой хоть? — Честно говоря, узнай Ёлка, что пытавшийся похитить ее подонок случайно помер от неосторожного удара, расстраиваться особо не стала бы. — Где вы его вообще держите?

— Он в подсобке связанный валяется. Мы, как только тебе меры по интоксикации организма провели, сразу же за этого урода взялись. На самом деле даже особо напрягаться не пришлось — этот мудак перепугался настолько, что с ходу рассказал все: что, зачем и почему. В первые же пять минут…

— И вы на него совсем обозлились, и изуродовали парня, как природа утконоса, — закончила фразу Элка.

Оба телохранителя кивнули.

И винить их было не в чем. Еще бы за такое не изуродовать! Да за такое убивать надо! Безжалостно и с извращениями.

— А почему вы меня в больницу не отвезли? Или хотя бы врача не вызвали? Вдруг бы вы без профессиональной медицинской помощи не справились и лежала бы я щас тут бледненькая и холодненькая…

Мужчины уставились на нее как на умалишенную.

— А ты вообще себе ситуацию эту со стороны представляешь? — спросил ее Женька. — Мы в чужой стране, привозим в больницу обдолбанную дочь очень большого русского политика и рассказываем, что это тебя местный сутенер так накачал. Это даже не международный скандал был бы. Это ужас с позором во всей мировой прессе спустя час! Ты извини, конечно, но ты бы скорее коньки склеила, чем мы такую ситуацию допустили! Ты, конечно, девочка очень славная, но не забывай, что и я, и Саша в первую очередь на отца твоего работаем. И такого форс-мажора нам бы никто никогда не простил!

Саша молча кивнул. Мол, прав его товарищ по оружию. Потом вздохнул глубоко и добавил:

— Да ты не дергайся. Во-первых, и так было понятно, что ты обдолбалась, а во-вторых, мы из этого урода сразу же всю информацию выбили — чем и в каком количестве он тебя загрузил. Уж чего-чего, а выводить из состояния наркотического опьянения мы умеем, поверь. У нас работа такая. Так что мы тебя сюда приволокли и все, что надо, чтобы ты не окочурилась, сделали.

Ёлку накрыло страшное озарение. Екарный бабай, это ж ведь теперь ей папа за такое не то что башку оторвет, он ей эту самую башку медленно и мучительно по спирали открутит! Ну надо же было так вляпаться!

— И когда за мной разгневанный предок прилетит? — грустно поинтересовалась она.

— А почему он должен за тобой прилетать? Ты чего, думаешь, мы сразу его в курс дела ввели что ли? Мы идиоты, по-твоему? Нам и тебя жалко, и за свою шкуру страшно. Так что если ты переживаешь, что кто-то узнает о твоих похождениях, то расслабься! В курсе только четверо — мы с Сашкой, Яман и ты. Так что не дергайся, дальше информация никуда не уйдет.

Ёлка скептически хмыкнула. Ага, не уйдет. Как же! Как говорил фашист Мюллер в «Семнадцати мгновениях весны»: что знают двое, знает и свинья. А уж если четверо — тут уж весь поросятник на ушах стоит и свежие сплетни обсуждает.

— А Стив? Он же наверняка уже всей деревне разнес о том, какие безобразия тут происходят?

— Стив знает, что ты на дискотеке спиртного сверх меры приняла. Он тебе для снятия похмелья бульончик варил. Как будто ты у нас никогда не напивалась до жесткого похмелья и он тебя ни разу антипохмельные завтраки не готовил! Уж кому-кому, а Стиву нашему подробности знать совсем незачем, — попытался успокоить ее Женька.

Не тут-то было! Элкину боязливую истерику остановить было сложно.

— А Яман? Вы уверены, что он язык за зубами держать будет? Он-то все знает! И про то, что меня наркотиками накачали, и про то, что у вас в чулане турецкоподданный лежит!

— У Ямана работа такая — знать и молчать. Поверь, мы бы на такую работу кого попало не подписали бы. У нашего переводчика репутация в таких вопросах кристально чистая, — категорично заявил Саша. И так спокойно и уверенно, что Элка ему сразу поверила. И успокоилась. А успокоившись, начала рассуждать здраво и цинично:

— И что мы дальше будем делать? Убьем этого козла? А как же девчонки, которых он у себя в рабынях держит?

Женя задумчиво почесал голову и предложил:

— А давайте мы из него сейчас всю информацию выбьем. Где у него пострадавшие находятся, адреса, пароли, явки. А потом в полицию его сдадим… Слушай, а ты сок будешь? Тебе сейчас витаминчиком Цэ поднакачаться бы не мешало.

— Сок буду. Информацию выбьем. А вот в полицию сдавать не будем. То есть сообщим, конечно, что по такому-то адресу живым товаром торгуют, пусть они уже сами всякие там облавы устраивают, а вот самого нашего черного коня никому сдавать пока не станем. Пусть в подсобке поваляется. Подельников его, надеюсь, повяжут. А с этим мы сами разберемся.

Телохранители переглянулись. Похоже, такой план действий их устраивал. На том и порешили. Женька созвонился с Яманом — договорились, что тот организует слив нужной информации в специальное отделение турецкой полиции, а его русские работодатели останутся в стороне и как бы ни при чем — потому что не надо им в таких темных делах светиться. Ни к чему такая слава…

— Элк, ты давай тогда из кровати уже выбирайся и расхаживаться начинай. Хочешь, пойдем с нами негра бить? — заботливо положив на кровать свежие джинсы и футболку, предложил Саша.

— Хочу. Сейчас вылезу из-под одеяла. Только у меня голова до сих пор кружиться, как бы не рухнуть тут с одной натянутой штаниной. Поэтому собираться и одеваться я буду долго, уж звиняйте.

Женька открыл шкаф, достал оттуда комплект нижнего белья и совершенно спокойно предложил:

— Давай я тебе одеться помогу. А то ты действительно сейчас кувырнешься, головой обо что-нибудь звякнешься, и все наши старания насмарку.

Ого, надо же какая забота! И не стесняется ведь!

— Слышь, а ничего, что я тут голышом рассекать буду? Ты краснеть не начнешь? — У Ёлки от такой наглости аж дух перехватило. Блин, совсем мужики распустились!

— Сама ты «слышь»… — ничуть не смутился телохранитель. — Я тут тебя вчера в таком виде наблюдал, что, наверное, ты меня уже ничем и никогда удивить не сможешь. Сашку, кстати, тоже. Хочешь, я тебе расскажу, как эти самые мероприятия по выведению из организма отравляющих веществ проводят и что ты тут в одурманенном состоянии вытворяла?

Ёлка покраснела. Вот уж чего-чего, а подробностей своего поведения ей знать не хотелось. Ну вот ни капельки!

— Не надо мне ничего рассказывать, — смущенно пробурчала она. — Тоже мне, сказитель народный, гусляр. Ты мне лучше одежду дай и помоги мне джинсы натянуть. — Нахмурилась и добавила: — Пожалуйста.

Естественно, сдерживать себя Ёлка не стала. Естественно, она с таким остервенением и так от души отпинала и без того накануне измочаленного телохранителями негра, что даже на душе полегчало. Она фигачила ногами по визжащему, катающемуся связанным по полу скоту до тех пор, пока у нее ноги не устали.