Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А это как? — интересовались пацаны.
— Узнаете, всему своё время.
Тут среди ребят появился ни кто иной, как Лука Крючок. Он был возбуждён, его глаза горели, а речь была сбивчива:
— Ой, братцы, ой, что творится в городе.
— Ну и что там творится? — спросил Рокко.
— Полицейские арестовали четверых цыган.
— Это хорошо, — заметил Чеснок.
— И пацанов ваших портовых тоже.
— Это плохо.
— А цыган арестовали вместе с лошадьми.
— Это хорошо.
— А матери ваших раненых в больнице в истерике убиваются.
— Это плохо.
— А ещё матери раненых говорят, что полиция ничего не делала, когда цыгане их кровинушек убивали.
— А вот это очень хорошо, — сказал Рокко. Это нам большой плюс.
— Плохо это, — сказал Буратино, вставая с ящиков, — очень плохо, полиция нам без надобности.
— Точно, — подтвердил Лука, — кто-то сказал, что синьор Буратино и Рокко зачинщики всего этого. И вас теперь ищет полиция.
— Начинается, — угрюмо произнёс Пиноккио.
— Да уж, — посуровел и Рокко.
— А в городе переполох, даже торговцы с рынка разбежались. Думают, что их опять громить будут, — продолжал Крючок.
— Я всё понял, — перебил его Буратино, — надо ложиться на дно.
— А где заляжем? — спросил Рокко.
Буратино не ответил, он только сделал знак другу: «Не волнуйся, я знаю где». А вслух добавил:
— Лука, не в службу, а в дружбу, слетай на рынок и купи нам еды.
— Ну, да, откуда же еда на рынке, когда её никто не продаёт, — заметил Крючок, — я лучше в лавку сбегаю.
— Вот тебе пять сольдо, — сказал Буратино и, уже обращаясь к соратникам, добавил: — А вы, ребята, давайте по домам и ведите себя тихо, но слушайте и смотрите, что и где происходит.
Это были последние распоряжения, отданные командиром на этом этапе войны.
Глава 6
Суровые будни войны
Рокко и Буратино отправились в сарайчик на берегу моря, где отдыхали и залечивали раны. Лука приносил им пищу и свежие новости: «Сегодня всех цыган и всех пацанов полицейские отпустили». Или: «А сегодня из больницы выписали четырёх пацанов, а четверо ещё полежат, а на базаре снова Аграфена появилась, наглая такая, ухмыляется»; «А в порту пацаны лошадь дохлую видели, плавает у пирсов, её волною о сваи бьёт, а из бока заточка торчит, а седло с неё сняли, наверное, хозяин».
— Ну да⁈ — восхитился Рокко. — Неужто кто-то лошадь цыганскую убил?
— Я убил, — коротко признался Пиноккио.
— Ну ты, брат, молодец, — похвалил Чеснок.
— Точно молодец, — подхватил Крючок, — а как же ты лошадь в море скинул?
— Это не я её скинул, а она меня.
— И ты её за это прикончил? А как? — спрашивал Рокко.
— Это я вам потом расскажу. Так ты, Лука, говоришь, что Аграфена ходит по рынку с видом победителя?
— А-то ж, ходит, зараза, только семечки поплёвывает.
— Плюёт, говоришь? — Буратино прищурился, и был в его прищуре огонёк недобрый. — А скажи-ка мне, Лука, давно ли ты наших разлюбезных братцев видел?
— Так недавно и видел, вчерась ещё, про вас же и спрашивали.
— А не поленись-ка, дружище, сбегай за ними да приведи сюда.
— Я мигом, — пообещал Лука.
За миг он, конечно, не обернулся, но уже через полтора часа Серджо и Фернандо были у моря.
— Ох, синьор Буратино, — обрадовались братцы, увидев мальчишку, — как мы за вас переживали, как волновались, — сказал Серджо.
— Ага, ой, как волновались, всё думали, не убили ли вас цыгане, — поддержал братца Фернандо.
— Я в порядке, ребята, и страшно рад вас видеть, — улыбался Буратино, пожимая их мощные руки.
— А уж как мы скучали, как скучали!
— Да ладно вам, — засмущался Пиноккио, — давайте лучше к делу перейдём. Вы, ребята, наверное, знаете, что мы уже неделю с цыганами бьёмся.
— Конечно, весь город только об этом и гутарит, — подтвердил Фернандо.
— А что же вы нас не позвали? Нам даже обидно, — сказал старший из братьев. — Все дерутся, а мы, как дураки, только слушаем про это.
— Я, ребята, вами рисковать не мог, я вас берегу. И хорошо, что я вас не звал с собой, для вас теперь дело найдётся.
Эти слова пролились бальзамом на души здоровенных детин и сильно польстили им.
— Бить кого? — радостно спросил Серджо. — Уж вы только скажите, изувечим враз.
— Загубим и фамилии не спросим, — подтвердил Фернандо.
— Ну, губить-то не надо, а вот рёбра переломать и зубы выбить — это следует.
— Уж только скажите сколько зубов, сколько скажете — столько и выбьем.
— Мы, конечно, не шибко грамотные, но зубы сосчитать сумеем.
— Парочку, — прикинул в уме Буратино, — и рёбер парочку, и ногу, пожалуй, сломайте, чтобы другим неповадно было.
— Ой, синьор Буратино, ногу-то мы сломаем и зубы сосчитать сможем, а вот с рёбрами как быть? Откуда нам знать, сломаны или нет, они же внутри.
— Может, их повытаскивать? — предложил умный Серджо. — Как вытащим, так и видно будет, сломаны или нет.
— Ну, это вы, ребята, через край. Нам смертоубийство не нужно, просто врежете пару раз по рёбрам, этого будет достаточно. Да и ногу ей сломайте, не забудьте.
— Это мы запросто. А что же нам бабу бить⁈
— Бабу, хотя какая она баба, тумба портовая. А зовут её Аграфена.
— Цыганка она, — вставил Рокко, — знаете, небось?
— Не-а, мы с цыганами не водимся.
— Ничего, вам её Лука покажет. Покажешь? — спросил Рокко у приятеля.
— Кончено, покажу, — кивнул Крючок, — ещё и сам врежу.
— Тебе, Лука, врезать не надо, — чуть подумав, сказал Пиноккио. — Ты за ребятами издалека присмотри, а то у них сила лошадиная, они эту тварь убьют ещё, потом неприятностей не оберёшься. А вы, ребятки, слушайте Луку, он у вас главный.
— Понятно, — сказали братцы.
— Ну, тогда за дело. Не подкачайте, — напутствовал их Буратино.
Ребята ушли, и Чеснок, глядя им вслед, произнёс:
— Боюсь, как бы не наворотили дел.