– Лилея, ты держалась замечательно, девочка. – Джеймс, как мог, пытался успокоить племянницу. – Не плачь, милая, теперь все будет хорошо. Я тобой горжусь, Лилея.

Джеймс развел в стороны руки, и малышка бросилась в его объятия. Джеймс поглаживал ее по вздрагивавшим плечам, а она всхлипывала, уткнувшись лицом ему в живот.

Джеймс и сам не знал, что побудило его поцеловать девочку в макушку. Но после этого она еще крепче прижалась к нему. И, как ни странно, в душе его воцарились мир и покой; он вдруг почувствовал себя в ладу с самим собой и немало подивился такому приятному и почти забытому ощущению.

– Папа будет на меня злиться, – шмыгнув носом, сказала Лилея.

– Боюсь, ты права, девочка, – ответил Джеймс.

– Мне не нравится, когда папа кричит.

– В этом и впрямь мало приятного, – согласился Джеймс.

– Он будет очень громко кричать.

– Да уж…

– Будет кричать до тех пор, пока у него лицо не покраснеет, – снова всхлипнув, добавила Лилея.

– Еще как покраснеет.

– Я не хочу, чтобы он кричал.

– А вот если бы ты слушалась нас с Давиной, то твоему папе незачем было бы кричать, – сказал Джеймс, пытаясь смягчить суровую правду своих слов еще более ласковым поглаживанием.

– Я обещаю, что всегда буду слушаться тебя, дядя Джеймс, – с торжественной серьезностью заявила Лилея. – И Давину – тоже. И папу. И бабушку с дедушкой. Я всех буду слушаться. Честное слово.

– Вот и славно, – произнес Джеймс с улыбкой.

Тихо, вздохнув, Лилея разжала объятия. Джеймсу же было так жалко племянницу, что он все продолжал гладить ее по волосам, пока вдруг не заметил лукавый блеск в ее глазах. И она как-то очень загадочно улыбалась…

– Если я не скажу папе о том, что провалилась в дырку между камнями, он не будет на меня кричать, – сказала девочка. – Обещай мне, что ничего ему не скажешь. Обещаешь, дядя Джеймс?

Ах, лиса! Джеймс едва сдерживал смех. А он-то думал, что этот случай послужит ей уроком. Думал, она запомнит, что бывает, когда не слушаются старших. Надеялся, что этот опыт непременно пригодится ей в жизни, может статься, спасет ей жизнь.

Джеймс сделал строгое лицо, но Лилея улыбалась все смелее. Эта шалунья знала силу своего обаяния. Как тут устоишь? А может, то, что ей пришлось пережить, уже и так стало для нее достаточным наказанием?

– Дядя, пожалуйста, пообещай мне, что ничего не скажешь папе! – Запрокинув голову, малышка заглядывала ему в глаза.

Тут Джеймс не выдержал и рассмеялся. И вдруг осознал, что ему по-настоящему весело – впервые с тех пор, как он вернулся домой. И все благодаря племяннице.

– Рано или поздно почти все тайное становится явным, моя милая. Но я даю тебе честное слово, что от меня твой папа о нашем приключении не узнает никогда.

Давина же замерла в немом изумлении; ведь она наконец-то услышала веселый смех Джеймса – его настоящий смех. Ах, эти сладостные звуки с низкими вибрирующими нотками, по-мужски грубоватые и так созвучные воспоминаниям о далеких светлых днях юности – о тех днях, когда она грезила об их общем с Джеймсом счастливом будущем. Этот чудесный смех, словно живительный родник, наполнял ее волей к жизни, очищал душу, утолял печаль.

Давина улыбнулась и, печально вздохнув, напомнила себе, что мечты сбываются только в сказках, а жизнь устроена совсем по другим законам.

Но пока звучал этот смех, ей хотелось верить, что не все у них потеряно, что судьба еще может дать им второй шанс.

– Что-то не так? – спросил Джеймс, внимательно посмотрев на нее. – У тебя какое-то очень странное выражение…

Давина с улыбкой покачала головой и опустила глаза. Ей так хотелось прикоснуться к нему, заглянуть ему в душу и увидеть его прежние доброту и нежность.

– Твой смех странно на меня подействовал. Мне было приятно слушать, как ты смеешься.

Джеймс пожал плечами, что-то пробормотал себе под нос и вдруг густо покраснел.

«Что это с ним? Неужели смутился?» – подумала Давина. Ее это сильно позабавило. Он ведь так гордился тем, что превратился в сурового воина, которого ничем не проймешь. Значит, ничто человеческое ему не чуждо и в нем все еще живет тот прежний юноша… И стоило ей об этом подумать, как сердце забилось часто-часто.

Где-то вдалеке послышался собачий лай, и Лилея замерла, прислушиваясь.

– Может, это Принц? – спросила она, с надеждой глядя на взрослых.

– Нас могут сейчас искать? – спросила Давина, обращаясь к Джеймсу.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, едва ли. Я сообщил, куда именно мы поедем, и мы сейчас не так уж далеко от замка. Искать нас с собаками нужды нет. – Джеймс с недобрым прищуром посмотрел вдаль – туда, откуда донесся лай. – Поехали. Нельзя терять ни минуты. Я не хочу встречаться с теми, кому служат эти псы.

По спине Давины пробежал холодок: казалось бы, что могло им угрожать на земле Маккены, да еще совсем рядом с замком? Но она знала: Джеймс не стал бы пугать их без причины.

Он помог девушке забраться в седло, усадил на своего жеребца Лилею и, приказав девочке сидеть смирно, запрыгнул в седло позади племянницы. Лилея заерзала в седле, устраиваясь поудобнее. Прижавшись спиной к теплой груди дяди, малышка весело засмеялась, словно уже забыла о только что пережитом страхе.

Наблюдая, как уютно устраивалась Лилея в объятиях дяди, Давина поймала себя на том, что испытывала к ней зависть. К немалому своему удивлению, она вдруг обнаружила, что тело ее прекрасно «помнило» объятия Джеймса. Более того, она поняла, что эти чудесные ощущения, жившие в ее воспоминаниях, вовсе не пугали ее и не вызывали отторжения, напротив, она ужасно по ним соскучилась!

Давина украдкой взглянула на Джеймса. Первое, что бросалось в глаза при взгляде на него, – это его сила и мужество. Но присутствие сидевшей впереди него маленькой девочки, которую он так бережно обнимал, вносило некоторые поправки в его образ – сглаживало резкие углы и делало Джеймса более мягким, даже отчасти нежным. И ей ужасно захотелось подъехать к нему поближе, взять его за руку… и почувствовать эту нежность.

Жгучий жар прилил к щекам Давины. Стыдясь своих глупых желаний, она невольно вздохнула. Ведь ясно же, что она не вправе ни на что рассчитывать – ей нечего было ждать от Джеймса. Ох, кажется, она перестала отличать мечту от реальности. А ведь отрываться от земли, как известно, очень опасно, потому что потом очень больно падать…

Тут Джеймс взглянул на нее и, взмахнув рукой, предложил проехать вперед. Давина почувствовала нервное напряжение, но тут же заставила себя расслабиться. Не следовало опасаться того, что он прочел ее глупые мысли.

Проехав немного вперед, Давина, казалось, чувствовала взгляд Джеймса, и от этого успокаивало: она знала, что он защитит ее.