Ян вспотел, но справился неплохо даже на строгий взгляд анестезиолога Михаила Борисовича, которому было глубоко отвратительно все, что делают хирурги в ране.

Князев во всеуслышание заявил, что ученик его орел, взлетит высоко и далеко, а после того, как записали протокол, позвал Яна к себе в кабинет.

Войдя, он тщательно закрыл дверь, взял Яна под локоток и подвел к самому окну. Из щелей в старинной раме довольно ощутимо поддувало, поэтому оба закурили, чтобы согреться.

– Ну что? – спросил Князев почти шепотом. – Что решила твоя девушка?

Ян пожал плечами.

– Да мы, если честно, почти не обсуждали эту тему.

– Понимаю, понимаю, шок. Правильно, что не давил, но вы все-таки обсудите, как только она придет в себя. Не тяните с этим.

Ян поморщился:

– Игорь Михайлович, мне бы не хотелось, чтобы горе моей невесты становилось разменной монетой…

– Какая монета, о чем ты, дорогой! Человек совершил преступление, человека надо наказать! Все! Сколько можно выезжать на своих связях, в конце-то концов? Пора нашему светлейшему Сергею Васильевичу понять, что тут ему не дворец, и он в нем не король.

– Пора-то пора…

– Но? – Князев резко затянулся и строго посмотрел на Яна. – Но что? Объясни своему научному руководителю, что тебя смущает? Или, может, ты согласен с Бахтияровым, что люди делятся на белую кость и быдло и белая кость должна получать все, а быдло пусть живет с тремя классами образования, вкалывает, пьет или молится богу и подыхает себе тихонечко в канаве, не беспокоя порядочных людей? А? Ты тоже думаешь, что мир должен быть устроен именно так?

– Господи, нет, конечно.

– А что тогда? Бахтияров вот каждый день вопит, что хочет работать с культурными людьми, а не с отбросами типа нас, ну а я хочу быть уверенным, что в нашей академии каждому советскому гражданину гарантирована качественная и своевременная медицинская помощь вне зависимости от его положения в обществе.

Последнюю фразу Князев явно готовил для пламенной гневной речи, а на Яне прикинул, как она будет смотреться. Кажется понял, что не очень.

«Да, да, вне зависимости, – ухмыльнулся про себя Ян, – ты у нас прямо ратуешь за этот принцип. Предложи тебе на выбор бомжа и профессора, ты, конечно, выберешь бомжа, даже нечего и думать. Сразу помчишься к нему, только пятки засверкают, и как начнешь осмотр, даже санобработку ждать не будешь. Прямо тысячу раз видали мы твое такое поведение. Никогда ты не давал мне на алкашах тренироваться, не отправлял одного на спленэктомию или что похуже, а сам не шел в это время на банальнейший аппендицит у директора магазина. Вот сколько живу, прямо ни разу такого не припомню».

– Короче, Ян, что я тебя, как девку, соблазняю, – Князев хлопнул его по плечу и продолжал, еще больше понизив голос, хотя и так говорил почти шепотом: – Ты парень умный и здравомыслящий, чтобы я тебе тут еще туману напускал. Ты понимаешь, что это наш единственный шанс обойти Бахтиярова?

Ян кивнул.

– Да, у него волосатая рука практически везде, но если грамотно зайти, то мы его расшатаем. Не в райкоме, так в газете, не в газете, так в Минздраве. Эти мохнатые ручонки, дорогой Ян Александрович, на первый взгляд всесильны, но есть у них одно любопытное свойство – они спасают, только когда нет ни малейшего риска самим утонуть, а тут такого расклада не будет. Есть у меня для начала один журналист, сам по себе демагог великий, плюс я еще ему когда-то ногу спас. Он с радостью вцепится в этот материал и такую статью напишет, что после нее от нашего дорогого профессора все будут шарахаться, как от прокаженного.

Не зная, что ответить, Ян пожал плечами.

– Ты, дорогой, наверное, сейчас смотришь на меня и думаешь, ах, господи, какой циник и подлец, – засмеялся Князев, – и ты прав, Янчик, ибо что-что, а диагност ты отличный. Что делать, неласковая судьба закалила меня и сделала таким, но неблагодарность не входит в число моих грехов и пороков. Да, черт возьми, ты мне как сын, и я тебя не забуду. Займу должность – ты получишь отделение, потом посмотрим. На мой взгляд, ты больше клиницист, чем ученый, тебе надо двигаться по лечебной работе, но если вдруг почувствуешь вкус к науке, то в профессора тебя протащим, не волнуйся. Обещаю, что со мной ты не пропадешь, а теперь прикинь свои шансы с Бахтияровым, учитывая, что ты обманул его дочку.

– Да мы только пару раз на свидание сходили, – вскинулся Ян.

– Вот будет у тебя взрослая дочь, поймешь, насколько не волнуют отца эти нюансы, – хмыкнул Князев, – честно говоря, на месте Сергея Васильевича я бы тебя просто в асфальт закатал. Обидел девочку? Обидел! Ну и все, к чему подробности.

Ян потупился.

– Ладно, прочь намеки! Ты у нас человек военный, хорошо понимаешь только язык приказов и инструкций. Короче, слушай. Ты уговариваешь свою невесту подписать письмо с требованием наказать нерадивого врача. Приезжаете ко мне, мы составляем документ, хотите на машинке, хотите от руки, и посылаем куда надо. В принципе, если она захочет, могу устроить ей интервью со своим знакомым журналистом, не исключено, что даже в телевизор протащим.

– Но это получается очень некрасиво, – заметил Ян, – будто я спекулирую на смерти Полины Георгиевны, будто хочу извлечь выгоду из чужого горя.

– Ну давай теперь наследство не получать тогда, – фыркнул Князев. – Ян, жизнь так устроена, что во всем есть польза и во всем есть вред. Смерть матери – страшная трагедия для Наташи, но, если обстоятельства сложились так, что это поможет тебе продвинуться по карьерной лестнице, почему не воспользоваться? Не забывай, что мы достигнем, очевидно, благой цели справедливого возмездия. Как думаешь, вдруг твоей невесте полегчает, когда она увидит, что виновник понес наказание?

– Не думаю, что ей от этого станет легче.

– А ты за нее не решай. Люди разные, и далеко не все – толстовцы. Или кто там проповедовал непротивление злу насилием, не знаю, я ведь не такой образованный, как Бахтияров. Пробивался, знаешь ли, сам, с низов, пока он там в своем дворце беллетристику почитывал.

– Хорошо, я поговорю с ней.

– И убеди, мой дорогой, что так, как советую я, будет лучше для всех.

Пробормотав, что постарается, Ян направился к выходу, но Игорь Михайлович остановил его:

– Ты парень способный, – сказал он просто. – Возможно, пробьешься исключительно благодаря своему таланту, поэтому не буду утверждать, что это твой единственный шанс. Не единственный, Ян, но реальный. И на всякий случай помни, что ты не Бахтияров, сорвешься – подсаживать тебя никто не будет.

После этого разговора Ян ехал на Звездную с тяжелым сердцем, понимая, что загнал себя в этический капкан. Надо было твердо отказаться знакомить Князева с Наташей, а теперь поздно, все, что он ни сделает, будет плохо.

Князев – его учитель и наставник. Как ни нахваливают природный ум и талант аспиранта Колдунова, надо твердо понимать – без Игоря Михайловича он был бы никто. Хирургия такая специальность, в которой самоучек не бывает, мастерство передается из рук в руки, и любая мелочь в нем важна. Например, ни в одном учебнике не напишут, как надо подойти к операционному столу, как встать, как держать спину, чтобы рука не зажималась, как взять иглодержатель, чтобы надежно и не повреждая ткани положить шов в глубине раны. Казалось бы, ерунда, какая разница, как стоит оператор, в конце концов хирургия – не балет, а не научили человека держать спину прямо, плечевой пояс остается в напряжении, и из всей руки полноценно работает только кисть. Да и то не так точно, как могла бы. Сложные элементы так не выполнишь, вот и получается, что человек мог бы стать вторым Юдиным*, а пробавляется дежурствами или вообще уходит из хирургии. А всего-то надо было ему раза два врезать по спине.