– Мой Васенька, – сказал Князев любовно, – а вы, Наташенька, не держите? Зря, зря… Мой вам совет, обязательно заведите. Конечно, шерсть, лоточек, все такое, но это такие ничтожные проблемы по сравнению с радостью, которую вы получаете от общения с этими священными животными. Без преувеличения врачуют душу, да, Васенька? Да, мой хороший?

Продолжая сюсюкать, Князев провел их в кухню, большую и будто перекочевавшую из фильмов про западную жизнь, такое тут все было дорогое, добротное и со вкусом подобранное.

– Предлагаю посидеть запросто, по-дружески, – улыбнулся Князев, – как в песне «Аквариума», что мы несем свою вахту в прокуренной кухне… Договорились?

– Да, конечно, – кивнула Наташа.

– Впрочем, в крайности впадать не будем, – тут же добавил Князев, – курить лучше все-таки на лестнице.

Включив газ под упоительно красным чайником со свистком, Князев достал вазочку конфет, нарезал колбасы и сыра. Еда тоже была высшего качества. Ян спохватился, сбегал в прихожую и достал из куртки бутылку коньяка.

– О, приятная неожиданность! – Князев тут же скрутил крышку и достал три тяжелые пузатые рюмки. – Не совсем та посуда, что полагается по правилам хорошего тона для употребления сей благородной жидкости, ну да ладно. Надеюсь, вы простите мне эту вольность.

Ян улыбнулся. У них на Звездной было два вида посуды для приема алкоголя – стаканы и аптечные мензурки, прихваченные хозяйственным Васей с предыдущего места службы.

Князев налил по чуть-чуть и поднял свою рюмку:

– Ну давайте, Наташенька, за знакомство! Я очень рад, что мой любимый ученик решил наконец остепениться, и вдвойне счастлив, что его выбор пал на такую серьезную девушку, как вы!

– Ну что вы…

– А вы не смущайтесь, дорогая! Ваш жених – великолепный специалист, просто второй Пирогов, и я с нетерпением жду момента, когда ученик превзойдет учителя и станет мне товарищем. Нам предстоит дружить семьями, Наташа.

Кот, до этого сидевший у Князева на коленях, спрыгнул тяжело и мягко, вызвав в кухне небольшое землетрясение, потерся о Наташины ноги и проследовал на подоконник, где стал с достоинством жевать неизвестное Яну комнатное растение.

– Вот видите, вы и Васеньке сразу приглянулись, – возликовал Князев и освежил рюмки.

Ян прикинул, что делать, если старик накидается. Наташа только делает вид, что пьет, значит, по полбутылки на брата. Доза небольшая, но в принципе достаточная, чтобы Игорю Михайловичу снесло крышу. Остается только надеяться, что жена Князева вернется раньше, чем он начнет сходить с ума или помчится за добавкой. Эх, надо было конфеты нести…

Однако в рюмке Князева убывало так же медленно, как и в Наташиной. Ян удивился, но на всякий случай тоже сбавил темп.

– Я знаю, Наташа, вы недавно потеряли мать, – мягко заметил Игорь Михайлович, погладив ее по плечу, – вы извините меня за прямоту, что я касаюсь такой трудной и болезненной темы, но, увы, ни одна проблема в мире еще не решалась оттого, что ее замалчивали.

Наташа опустила глаза и взялась за краешек скатерти:

– Мамы больше нет, что тут решать, – тихо сказала она.

– Наташа, вы переносите горе, наверное, самое сильное горе, какое только дано испытать человеку, и нельзя делать вид, что с вами ничего не происходит. Знаете, все эти правила хорошего тона, что не нужно человеку лишний раз напоминать, что надо с ним общаться точно так же, как и с другими людьми, все это такая глупость и подлость! Можно подумать, он хоть на миг забывает… Нет, это придумано равнодушными людьми, которым лень искать правильные слова и вникать в чужие переживания.

– Спасибо, но я правда не хочу говорить об этом. Разговорами ничего не вернешь…

– Но они помогут смириться с потерей.

Наташа молча осушила свою рюмку.

Ян из-за ее спины сделал Князеву большие глаза и покачал головой, мол, куда ты лезешь, остановись, психоаналитик доморощенный.

– А вы не думали, Наташа, что вам бы стало чуть легче, если бы врачи, виновные в смерти вашей мамы, понесли заслуженное наказание? – вдруг спросил Князев.

Ян чуть с табуретки не упал от такого неожиданного удара:

– Мне кажется, Наташа еще не готова…

– А мне кажется, – резко перебил Князев, – она должна сама решать.

– Но мама же умерла от травмы, – сказала Наташа тихо, – при чем тут врачи?

– Дорогая моя девочка, я, наверное, сделаю вам сейчас больно, но иногда без этого не обойтись. Вы должны знать, что у вашей мамы был шанс, да что там шанс… Полина Георгиевна почти наверняка осталась бы в живых, если бы ее вовремя посмотрел дежурный хирург.

Ян поднялся:

– Игорь Михайлович, нам, наверное, лучше уйти. Ведь Полины Георгиевны больше нет, и то, что вы говорите, не имеет значения.

– Наташа? – Князев заглянул ей в лицо со своим фирменным участливым выражением, с каким обычно сообщал родственникам о смерти пациента.

Она нахмурилась:

– Я не знаю…

– Ну вы хотя бы верите, что я вам не враг? – Князев мягко взял ее за руку. – Верите?

– Конечно.

– Я прекрасно понимаю, что вам тяжело слышать это. Тяжело знать, что близкий человек погиб от фатальной травмы или от неизлечимой болезни, но вдвойне, втройне тяжелее, когда понимаешь, что человек был в шаге от спасения, и шаг этот был не сделан со стороны врача. Я понимаю, что наношу вам новый удар, но делаю это только для вашей пользы.

– Зачем? – спросил Ян.

– Потому что правда всегда на пользу, а ложь – во вред. Ты подумал, каково будет твоей жене, если она узнает правду позже?

«Интересно, как она узнает, – подумал Ян, – кроме как от тебя-то и никак».

Он уже догадался, в чем интерес Князева, и хотел только одного – избавить Наташу от этих разговоров, пусть даже ценой аспирантуры.

Ян встал:

– Не нужно было этого делать, Игорь Михайлович.

– Ян, я взрослый, уже давно немолодой человек и, поверь, немножко лучше тебя знаю, что нужно, а что не нужно. Если Наташа не хочет меня слушать, это ее право, но ты, мой дорогой, не можешь указывать ни мне, ни ей.

– Наташа? – обернулся к девушке Ян.

– Раз уж начали, надо закончить разговор, – проговорила она.

– Вот это умница, – оживился Князев, – вот это правильный подход. И ты, Ян, садись на место. Любой человек имеет право на справедливое возмездие, это касается и живых, и мертвых. Вы, Наташа, я надеюсь, согласны с тем, что убийц надо изобличать и наказывать, а профессор Бахтияров, простите, вашу маму все равно что убил. Я бы не начал с вами этого разговора, если бы речь шла о банальной врачебной ошибке. Все мы люди, все мы человеки, и врач не сапер, ошибается не один раз в жизни. Такова, к сожалению, реальность. И я в своей практике ошибался, и Ян Александрович, и любой, кто принимает самостоятельные решения. Но профессор Бахтияров совершил ошибку другого рода – он к вашей маме даже не подошел. Полину Георгиевну доставили с улицы, и он решил, что она, простите, алкоголичка, недостойная его драгоценного внимания. Он отправил курсанта, то есть человека, не имеющего не только нужных знаний и опыта, но и врачебного диплома! – Князев махнул рукой и, противореча своему недавнему заявлению о курении на лестнице, закурил, как бы волнуясь. – Естественно, парень не сориентировался в обстановке, потому что когда человек без сознания, то поставить правильный диагноз непросто даже опытному доктору, что уж говорить о зеленом юнце, который кроме страниц учебников ничего в глаза не видел!