живописным названиям: «Гипнотизирующее море», «Рай рыбака», «Пляжное изумление».

Джимми остановился перед отделанным алюминием входом и набрал код. Вскоре мы шли по гравийной дорожке к вполне современному зданию, возвышающемуся над землей. Я нигде не увидела названия дома, и поэтому спросила у Джимми.

– Мы так и не смогли решить, – ответил он. – Папе нравится «КарадаДом», как приправа. Мне нравится «Мужской клуб».

Подойдя к дому без названия, Джимми ускорил шаг и вскочил по ступенькам. Мы с Санни последовали за ним, и когда мы достигли верха, я остановилась, загипнотизированная тем, что возникло передо мной. Мне показалось, что дом был из стекла. Сквозь прозрачные стены буквально можно было увидеть океан. Без жалюзи, без штор, плавный переход вел из помещения наружу.

Да уж, это место вовсе не было похоже на «Мужской клуб». Нас встретила просторная воздушность – современная роскошь, практически не обжитая. Дизайн состоял из четких линий, минималистичной мебели и обилия света и стекла. Контраст между Морада-Бэй и домом Бена был разительным, и я не ожидала увидеть столько разных граней его личности. Ресторан излучал уютное тепло и был надежен, а здесь, в потрясающем строении, в которое мы только что вошли, я боялась к чему-либо прикоснуться. Щеки Джимми, казалось, посветлели, пока мы шли по ультрасовременному дому. Было видно, что он доволен домом и привык к реакции людей на него. Санни немедленно приступил к осмотру дома. Он рассматривал новую территорию исключительно в качестве буфета и потому вынюхивал лакомства, хотя здесь его перспективы были невелики. Место было безупречным во всех отношениях, включая порядок.

– Хочешь увидеть мою комнату? – спросил Джимми.

– Конечно!

Мальчик побежал, и мы с Санни последовали за ним. В комнате без стен пальмы и баньяны служили естественными гобеленами, отделяя пространство детской. Сквозь ветви и листья просматривался бледно-голубой залив.

– Джимми, это прекрасно. У меня уже есть несколько названий на примете.

Он улыбнулся, и я увидела, как он медленно расслабляется. Впереди на двери его комнаты висела нарисованная от руки табличка: «Только для парней. Девушкам вход запрещен». Джимми остановил меня перед тем, как мы вошли.

– Ты не совсем девушка.

Его комплимент – или это было оскорбление – меня позабавили.

Если дом Бена был вершиной изысканной простоты, то комната Джимми – его полной противоположностью. Прямо с порога мы окунулись в тепло и хаос. Кровать-платформа стояла у дальней стены, откуда открывался вид на воду. Плотное стеганое одеяло обрамляли темно-синие и белые подушки. Груды подушек. На стенах висело множество произведений искусства. Я вошла в комнату и начала осматривать их с одной стороны, где картины были в духе минимализма и примитивизма. При перемещении по комнате характер картин менялся, а техника живописи становилась все более сложной и детализированной. Стильные небоскребы, яркие городские пейзажи, зеленые деревья Центрального парка были прописаны акварелью на удивление тонко, а в дальнем конце комнаты находилась коллекция картин, написанных маслом. Это были крупные планы лиц, в некоторых из которых я смогла узнать Бена. Большое яркое солнце и маленький мальчик, который стоит между родителями, держа их за руки.

– Джимми, это все твои картины?

Его щеки залились алым румянцем.

Любуясь стенами, я потеряла дар речи. Должно быть, на то, чтобы нарисовать такое огромное количество рисунков, ушли годы. На стене свободной оставалась полоска шириной в дюйм. У окна стоял мольберт, заваленный инструментами: кистями и красками, мелками и тонкими карандашами. На полу были разбросаны рулоны бумаги. В комнате царил беспорядок, но это был очаровательный, творческий беспорядок.

– Джимми, – выдохнула я. – Это потрясающе. Тебе кто-то помогает? Например, в школе?

Я показала пальцем на некоторые картины.

– Они должны знать, насколько ты талантлив.

Он пожал плечами.

– Джимми, твои учителя ведь знают о твоем искусстве?

– Давай лучше пойдем прогуляемся. – сказал Джимми.

На время оставив эту тему, я проследовала за ним через ярко-оранжевые шторы, которые раздвигались нажатием кнопки и пропускали к стеклянным дверям и остекленному балкону с лестницей.

Джимми спустился по ступеням, а я не торопилась присоединиться к нему, любуясь видом.

Санни пробежал мимо меня, догоняя Джимми.

Внутренний двор выглядел прямо как картинка из журнала. На деревянной террасе красовался пейзажный бассейн с черным дном, которое, казалось, парило над водой. Над землей возвышались пальмы, их лиственные стволы развевались над головой. Я разинула рот, а Джимми, похоже, гордился тем, что устроил мне такое невероятное путешествие.

– Я никогда не уйду отсюда, Джимми. Никогда.

Великолепное солнце окутывало территорию мерцающей оранжево-золотой вуалью, и я распрямила плечи, купаясь в солнечном тепле.

– Смотри, – сказал Джимми, пробираясь по извилистой дорожке. Я пошла за ним мимо бледно-розовых и белых плюмерий, пока мы не добрались до маленького песчаного пляжа у воды с мягкими шезлонгами по периметру. В самом центре пляжа находилось место для костра.

– Мне не разрешают пользоваться им, когда папы нет дома, – пояснил он.

Я устроилась на одном из стульев и стала любоваться видом. Джимми занял свободное место рядом со мной.

– Ты сыграешь со мной в игру? – спросил он.

Я ухватилась за возможность подружиться с этим одиноким мальчиком, и мы играли в карты более двух часов. Мы играли в «Спит», «Рыбалку», и он удивил меня своим мастерством в покере.

– У меня сильные трефы, я же говорил тебе.

Он произнес это, когда разнес меня в пух и прах, выложив на стол «флэш-рояль»[10].

Довольный своей победой, Джимми бросил остальные свои карты на стол и вжался своим маленьким телом в огромный шезлонг. Какое-то время он собирался с мыслями.

– Я ее не чувствую, – сказал он, и, прежде чем я успела ответить, добавил. – Ты сказала, что я почувствую ее.

Я уже жалела о том разговоре. Джимми был слишком мал, чтобы понять, и я ощутила всю ответственность за его страдания. Но поблизости был кое-кто еще, кто смотрел на меня с неудовольствием.

– Джимми, – сказал Бен, – Иди в душ. Я собираюсь приготовить ужин.

Я встала, смутившись от того, как небрежно я развалилась на его мебели.

– И никакой пиццы?

– Сегодня мало посетителей, – ответил он, но я предположила, что это как-то связано с особой датой. – Заходи внутрь.

Я прошла следом за ним, на этот раз через стеклянные двери от пола до потолка, ведущие в гостиную. Вокруг нас сгустился пыльный мрак – мне было необходимо дать ему понять, как мне жаль.

– Жаль…

– Жаль? Почему?

Он шел босиком к бару.

Видимо он переоделся еще до того, как нашел нас внизу, потому что был в джинсах и белой футболке-поло. Налив себе коктейль, он залпом