я почти танцую с Коннором. Но один его каменный взгляд дает мне понять, что он готов мириться со многими моими безумствами, но не с танцами под музыку, которой не существует, кроме как в моем сердце. Я киваю.

– Пора ехать домой. Мне нужно приступать к работе.

Наши глаза встречаются; золотые искорки в его синеве кружат в огненном вихре, хотя черты лица по-прежнему холодны. Но эти глаза и невысказанные слова, заключенные в них, меня обездвиживают. Я вижу, как формируются слова, слова, которые не могут или не хотят сорваться с его губ.

Миссия выполнена. Или, по крайней мере, мы вернули мой ноут. Но неужели это все? Я, конечно, так не думаю, но думает ли он?

Диана наблюдает за нами, а через несколько секунд начинает обмахивать себя руками, точно каким-то веером.

– Уфф, не обращайте внимания, что я здесь…

Момент волшебства прерван. Коннор моргает, и я неловко прочищаю горло.

– Береги ее. Она единственная в своем роде. Настоящее сокровище.

– Ты даже не представляешь, насколько права, – говорит Коннор, его голос гремит и посылает ударные волны восторга по всему моему телу. – Пойдем.

– Еще раз спасибо! – благодарю я, направляясь к входной двери. Когда Коннор придерживает для меня дверь, я останавливаюсь, оборачиваясь. – О, и разогрей ужин в духовке на триста пятьдесят градусов в течение пятнадцати минут. Еще в пакете есть печенье, приготовленное по особому рецепту моей бабушки.

Диана улыбается, кладя руки на грудь.

– Обожаю печенье!

Глава 18

Коннор

Я поставил машину на стоянку, откинулся на водительском сиденье и почувствовал, как силы меня покидают.

– Похоже, пора расходиться. Я знаю, у тебя много работы.

Мои руки словно свинцовые, а нутро – каменное. Наблюдая за беседой Поппи с Дианой Николс, я чувствовал себя так, будто у меня перед носом медленно закрывалась дверь. У Поппи теперь есть то, что ей нужно, и, очевидно, моя тактика – сначала грубить, потом ломать кости, а затем испытывать раскаяние – не пригодилась.

По правде говоря, я думаю, что я ей больше не нужен, теперь, когда она вернула ноутбук. Я хочу опередить Поппи, прежде чем она неловко попросит меня уйти. Ноут – это то, с чего все началось, и теперь, когда я исправил этот промах, я чувствую себя лучше, может быть, менее виноватым.

Кроме того, мне еще предстоит прощупать почву для новой работы на Босса. Я рад, что теперь смогу отвлечься, броситься в работу с головой и сказать себе, что все к лучшему. По крайней мере, для Поппи.

– Черта с два, – смеется Поппи, глядя на меня так, будто у меня из головы вдруг выросли антенны и я начал нести всякую чушь. – У меня, конечно, есть работа, но я бы хотела, чтобы ты зашел в дом.

– В дом? – уныло повторяю я, на что она кивает. – Зачем?

– Ради вдохновения, конечно. Ты… моя муза. – Она широко размахивает руками, напоминая модель из Price is Right[2].

– И что, собственно, должна делать муза? – спрашиваю я, уже привыкший к ее выходкам и лишь слегка уязвленный собственным желанием остаться с ней, каким бы плохим ни был план.

Поппи усмехается, зная, что она меня раскусила.

– Все просто. Сиди на диване и выгляди суровым, ворчливым и чертовски сексуальным. Желательно голым, но этот нюанс можно обсудить. Если это поможет принять решение, я положу чистую простынь, чтобы к твоей заднице не прилипла шерсть Орешка и Сока.

Она почему-то говорит об этом как о серьезной уступке.

– Очень признателен, – отвечаю я, все еще не уверенный. – Ты не возражаешь, если я… почитаю, пока буду изображать музу? Э-э, рабочие дела.

Поппи делает паузу, всего на крошечную долю секунды, но я чувствую это колебание, как укол в нутро. Все же она соглашается.

– Да без проблем. Можешь пользоваться запасным ноутбуком, – предлагает Поппи, крепко обнимая свой родной ноут.

Она выходит, и я следую за ней внутрь, где она зовет Орешка и Сока.

– Приветики, мои драгоценные детки! Хорошо себя вели, мальчики?

В ответ раздается тявканье, и Поппи открывает дверь пошире, чтобы псы могли выбежать и сделать свои дела. Я понятия не имею, как она приучила их гулять во дворе, где нет ничего, кроме низенького забора, который они запросто могут перепрыгнуть. Тем не менее они справляют нужду, катаются по газону минимальное количество времени, а затем рысью заходят внутрь, как будто они здесь хозяева. Поппи дает каждому по лакомству, ласково гладит, после чего бросает мяч в коридор.

– Идите поиграйте немного. У мамы много работы, – докладывает Поппи, и собаки тут же убегают за игрушкой. Она смотрит им вслед, прислушиваясь к шуму игры, а затем переводит взгляд на меня. – Хочешь пива?

– Не откажусь, – отвечаю я, подхожу к дивану и плюхаюсь на подушки. Я снимаю обувь, стягиваю рубашку и откидываюсь назад, широко раскинув руки вдоль спинки дивана. Когда Поппи возвращается, ее челюсть отпадает. – Чувствуешь вдохновение?

– Пресвятые угодники… Что-то я точно чувствую. – Она прижимает ко лбу одну из бутылок, не сводя с меня глаз.

Я хлопаю по дивану, приглашая присоединиться.

– Хочешь, сниму джинсы?

– Нет, не стоит, – уверяет она, ставя пиво на журнальный столик. – Ты разденешься, я отвлекусь, мы будем заниматься безумным сексом всю ночь, я не закончу книгу, Хильда убьет меня, а потом придется разбираться со всем этим бардаком, а у меня нет подходящего черного платья, в котором меня можно было бы похоронить.

Она удивляет меня на каждом шагу, переходя от секса к смерти и выбору наряда в одном предложении. Думаю, именно поэтому она писатель, а не я.

– И без того я могу написать абзацы о сосках, груди и милой маленькой счастливой тропинке в Членотопию. – Она качает головой, выводя себя из сцены, которую в данный момент представляет. – Но сейчас я буду хорошей девочкой.

Первым делом она идет к рабочему месту, расставляет все на места и включает ноутбук. Я тем временем делаю глоток пива и молча за ней наблюдаю.

– Я понимаю, – начинаю я. – Я знаю, что с возвращением ноутбука ты будешь жечь свечу с двух сторон.

– Я буду жечь ее не только с двух концов, но и в середине, и везде, – подтверждает Поппи.

– Я лишь хочу сказать… тебе не обязательно идти на свадьбу Кейли. Я все понимаю. Ты была однодневной невестой, и ты мне больше ничего не должна. Особенно теперь, когда у тебя есть то, чего ты хотела. – Я поднимаю подбородок в сторону компа, который загружается и демонстрирует фотографию Орешка и Сока, мокрых и похожих на крыс. – Я обещаю, что пойду. Я все им объясняю, и они точно поймут, почему ты меня «кинула» и почему свадьба отменяется.

– Ни за что! – выпаливает Поппи, переводя на меня взгляд и отталкивая бумаги. – Ты идешь. Я иду. Мы идем.

Черт, она догадалась, что я лгал. Она слишком хорошо меня знает и понимает, что я брошу семью.

– Я пытаюсь защитить их… и тебя.

– Защитить от кого? – уточняет Поппи. – От тебя?

Она встает, пересекает комнату, садится рядом со мной на диван, но я не могу смотреть ей в глаза.

– Коннор, я знаю, что не имею даже малейшего понятия обо всем том дерьме, которое ты натворил, и о драме между тобой и семьей. Но я не дура, и правду легко увидеть. Ты не пытаешься защитить их, ты пытаешься защитить себя. И я тебя понимаю – особенно после того, как увидела их в действии. Они – гребаное реалити-шоу во плоти. И все-таки мне кажется, что твою маму можно спасти. Тетю и кузину, возможно, нет. Отца? Понятия не имею. Но именно поэтому мы должны пойти. Ты не можешь бросить Кейли на съедение волкам. Ей нужна поддержка. Я знаю, что ты не такой.

– У Кейли есть Эван, – напоминаю я, на что Поппи только усмехается. – Почему ты смеешься?

– Эван отличный парень, но у него будут другие хлопоты в день свадьбы, даже если его семья полна святых, в чем я искренне сомневаюсь. Кейли нужен брат. Ей нужно, чтобы ты присматривал за ней, был на ее стороне против всех остальных.

Я вздыхаю, делаю глоток пива.

– Знаю.

Я замолкаю, вспоминая то время, когда мы с Кейли были близки, еще до того, как все пошло прахом, особенно отец. Мы были друзьями, играли вместе на заднем дворе. Наша самая любимая игра называлась «речные пороги». Кейли выстраивала камни и гальку в извилистую дорожку, а я копал яму в конце. Затем мы наполняли ее водой из шланга, создавая миниатюрную реку и пруд, где могли «плавать» маленькие животные из зоомагазина Кейли.

У каждого из нас были свои любимые животные. Кейли нравился розовый пудель, а мне – акула, потому что акула – водное животное, пусть и не живущее в пресной воде.

Даже когда