Филиппович, извольте прочесть, — пристав протянул мне лист бумаги. — Сегодня утром доставили.

Первым делом я глянул в нижнюю часть листа, отмеченную обманчиво скромной подписью архимандрита Власия. Подпись не оставляла никаких сомнений, что из Иосифо-Волоцкой обители прислали итоги молитвенного розыскания. Я вчитался в бумагу с её начала и…

— Миша, Ольгу Андреевну мне позови сей же час, — велел я секретарю, явившемуся в кабинет по моему вызову. — Порадую названую сестрицу, очень она за Фросю переживала, — пояснил я Шаболдину, когда Сафонов отправился исполнять повеление. Пристав с пониманием кивнул.

Да уж, порадую, это точно. Архимандрит Власий в своём письме прямо утверждал, что на момент совершения молитвенного розыскания по чину Святителя Антония душа рабы Божией Ефросинии, дщери Матвеевой, по прозванию от предков Крюковой с телом оной девицы разлучена не была.

[1] Напоминал в некоторых предыдущих книгах, напомню и сейчас — «анекдот» в первоначальном значении слова означает занятный, достойный примечания случай, а не короткий смешной рассказ с неожиданной концовкой

[2] Красная медь — то, что мы сейчас называем просто медью, жёлтая медь — латунь

Глава 16

Поиски, находки и раздумья

Известию о том, что Фрося-хромоножка жива, Оленька ожидаемо обрадовалась. Не будь рядом Шаболдина, наверняка бы выразила свою радость со всею живостью, но при постороннем человеке, да ещё и в немалом чине на государевой службе состоящем, ограничилась безупречно исполненным поклоном с полуприседанием и кратенькой устной благодарностью за приятное известие, высказанной в высшей степени внятно и в должной мере учтиво. Понятно, что и в гимназии много чему научилась, и у Варварушки нахваталась, и года уже такие, что хочется всем показать, какая она взросленькая, однако же привыкнуть к столь изящным манерам у названой сестрицы я пока как-то не успел. Но мне понравилось, чего уж скрывать.

С уходом Оленьки мы с приставом вернулись к нашим делам. Итак, Фрося Крюкова не убита, по крайней мере, не была убита на днях, а значит, и сразу после своего исчезновения тоже. Это вселяло надежду — уводить девушку и где-то её держать, чтобы убить потом, выглядело делом бессмысленным, тем более для «Иван Иваныча», на примере несчастного Плюхи наглядно показавшего, сколь мало ценит он человеческую жизнь. Другое дело, что мы совершенно не понимали, зачем ему Фрося понадобилась живою — не о сердечных же чувствах тут говорить, в самом деле! Впрочем, тут, как говорится, вилами на воде писано. Как могла кухарка из отцовского дома пригодиться тайным, тоже оставалось большим вопросом, хотя если с нею «Иван Иванычу» в той золотой клетке, куда его посадили люди князя Свирского, будет сидеть уютнее, то такое выглядело вполне объяснимым.

Что монахи, если молитвенное розыскание показывает предмет оного живым, почти всегда ограничиваются лишь уведомлением о том без указания на местонахождение, я помнил из разговоров с губным приставом Крамницем, [1] стало быть, искать пропажу придётся Шаболдину. С моей посильной помощью, да. Больших надежд на успех этих поисков, впрочем, мы оба не питали — не позволяла тень Палаты тайных дел, мрачно нависавшая над всем, что связано с «Иван Иванычем», но и опускать руки, тем более вот так прямо сразу, не собирались. Однако никаких более-менее толковых соображений по поводу розыска ни я, ни пристав высказать не сумели, а потому просто выпили по бокалу вина за успех нашего безнадёжного предприятия, да и расстались.

То ли вино в откупоренной бутылке оказалось особенно хорошим, то ли тост я произнёс с должным пафосом, но успехи, пусть поначалу и небольшие, не замедлили последовать. Первый из них пришёлся на мою долю — меня посетил Леонид.

— Брат велел сказать тебе, чтобы ты успокоился, — сразу выдал царевич. — Всё узнаешь, сказал, в своё время, и даже больше узнаешь, чем сам того ждёшь.

Слов государь наш Фёдор Васильевич на ветер не бросает, и такое обещание, конечно же, обнадёживало, но вместе с тем даже несколько пугало, или, скорее, озадачивало. Играть с нашим царём в шахматы я если бы и сел, то для того лишь, чтобы потом хвастаться детям и внукам, что вот, мол, самому государю проигрывал, и суть затеянной самодержцем игры оставалась для меня непонятной. Но что игра эта ведётся уже давно, раньше даже, чем я впервые сам предстал пред государем, я ни секунды не сомневался. Надобно от меня что-то царю, очень уж надобно, да такое, чего я и представить пока не могу. Главным, однако, я посчитал то, что никаких запретов или ограничений в переданных мне царских словах не содержалось, а значит, я мог с чистой совестью продолжать попытки разобраться в этом запутанном деле.

Не успел я поделиться хорошей новостью с Шаболдиным, как Борис Григорьевич порадовал меня и сам. Он опросил не только соседей Крюковой, но и прочих жителей тамошних домов до самой Яузы, и нашёл-таки некоего вполне, по словам пристава, надёжного свидетеля, показавшего, что видел, как не сильно молодой мужчина помогал девице явно младше себя садиться в лодку. По словам очевидца, посадка осложнялась заметною хромотою девицы. Уже одно упоминание хромоты не оставляло особых сомнений в том, что речь шла именно о Фросе Крюковой, но и данное свидетелем описание как её, так и помогавшего ей мужчины, ложилось в ту же строку. Про лодку тот свидетель показал, что была она самая обыкновенная, четырёхвёсельная, без каких-либо украшений, надписей и яркой раскраски, о гребцах смог сказать лишь, что были это молодые парни, а кормщика не разглядел, потому как тот сидел к нему спиной. Главное же, свидетель самым уверенным образом показывал, что лодка, приняв пассажиров, двинулась вверх по течению.

— А свидетель этот не может быть подсадной уткой? — с некоторой опаской спросил я и, видя непонимание на лице пристава, пояснил: — Лжесвидетелем, которого нам подсунули, чтобы увести по ложному следу.

— Вряд ли, — Шаболдин покачал головой. — Человека я не первый год знаю, мне бы он врать не стал. Ежели о наведении на ложный след говорить, так скорее уж о самой посадке в лодку…

Спорить с приставом я не стал, ему уж точно виднее, кому на поднадзорной земле верить можно, а кому нельзя. То, что «Иван Иваныча» с Фросей могли высадить где-то неподалёку и перевезти куда тайным надо посуху, я тоже понимал, как и то, что такой вариант заметания следов вовсе не оставался единственным и при желании можно было придумать с десяток других, столь