на первое время мы вознамерились сделать в натуральном выражении. Я, например, взялся заказать и оплатить архитектору Клингоферу проекты женской больницы со всеми положенными постройками и здания для гимнастических занятий. Денег работа Клингофера стоит, конечно, немалых, но хочется же, чтобы всё по уму было сделано. При перестройке своего дома дело с Антоном Адольфовичем я уже имел, а потому снова с ним взаимодействовать мне было проще. При необходимости я собирался привлекать к обсуждению подробностей проекта Василькова, он всё же куда лучше меня понимает, что и как должно быть устроено в больнице.

Место для больницы и гимнастического общества Васильковы присмотрели почти что идеальное — в Сокольниках, прямо на самом краю леса. И в рассуждении здорового воздуха весьма полезно, и близость широкой мощёной проезжей дороги немалое удобство обеспечивает. Теперь вот Леониду предстояло договориться с владельцами земли о её выкупе, да хорошо бы поскорее. Административный ресурс здесь действует пусть и не совсем так, как в бывшем моём мире, но всё равно сходным образом, так что план смотрелся вполне осуществимым — вряд ли кто захочет очень уж старательно торговаться с младшим братом царя, про невозможный в принципе отказ продать землю такому покупателю я вообще не говорю.

Ещё одной задачей, исполнение коей мы возложили на Леонида с Татьянкой, стала подготовка большого благотворительного праздника для лучшей московской публики, где мы рассчитывали собрать пожертвования в количестве, достаточном не только для строительства, но и для начала полноценной работы больницы и гимнастического общества. По времени решили устроить собрание незадолго до массового отъезда той самой публики на летний отдых, потому что после возвращения с отдыха всё внимание московской знати будет приковано к приёму у Пушкиных, этой всемосковской ярмарке невест. Осталось ещё определиться, как это сказали бы в прошлой моей жизни, с форматом мероприятия — будет ли это приём, то есть собрание с угощением а-ля фуршет без танцев, или приём с концертными номерами и тем же фуршетом, или же бал с танцами, но это пусть Татьянка и решает, если что, то и царица со старшими царевнами подскажут.

Хлопоты с изданием пособия по гимнастике и диете взял на себя Андрей Васильков, пообещав через учёный совет медицинского факультета устроить печать книжек в университетской типографии. Издание пойдёт за счёт Женского гимнастического общества царевны Татьяны Филипповны, так что и университет на нас немного заработает, и мне к Смирнову идти не придётся. Не хочу сказать, что избегаю уважаемого издателя с его двусмысленным и непонятным ко мне отношением, но идти к Ивану Фёдоровичу считаю целесообразным тогда лишь, когда у меня будет что издателю по поводу его прегрешений предо мною сказать или хотя бы о чём его прямо спросить. Пока же обойдусь как-нибудь без его общества.

Кстати, после встречи с Альбертом я списался с бароном фон Мюлленбергом и теперь у нас с ним шла средней оживлённости переписка. Честно говоря, как в бывшем моём мире обстояло дело с возрождением Олимпийских игр, я почти не помнил, разве то лишь, что и у нас инициатор всего этого тоже был бароном, хоть и французским, но несколько советов, надеюсь, дельных, Фрицу дал. По крайней мере, идею провести первые возрождённые игры именно в Греции я ему подбросил, а на будущее и затею с олимпийским огнём и его доставкой к месту игр живой эстафетой. В конце концов, если в том моём прошлом такую эстафету придумали как раз в Германии, [1] почему бы не сделать это в Германии здешней? Опять же, Греция тут сама по себе, турки ею, слава Богу, не владеют, и для захолустного княжества на самом краю Европы заявить этаким образом о своей великой истории на весь цивилизованный мир — это ж государственного престижа дело! Денег у греков, впрочем, на этот самый престиж не хватит, а потому я настоятельно советовал Фрицу озаботиться в первую очередь именно их поиском.

Идею женской гимнастики барон воспринял с интересом, в том числе и с личным, он тоже женат и по числу детей меня аж втрое уже превзошёл, так что из тиража, который напечатают в университете, одна книга ему и уйдёт, с переводом её на немецкий сам пусть разбирается, не маленький. Ясное дело, товарищ сдержанно посетовал на то, что вывести женскую гимнастику на те самые олимпийские игры никак не получится, не поймут-с. Оно, конечно, так, но что-то кажется мне, что не навсегда. Ну да ладно, может, и доживём. Но вообще сложилось у меня впечатление, что рассудительность, коей Фриц славился среди студентов, никуда не делась, и Альберт, оценивая затею барона как некое умственное расстройство, сильно преувеличивал — ожидающие его трудности Фриц прекрасно себе представлял, а потому и программу действий по их преодолению составил вполне осуществимую, соразмеряя свои мечты со своими же возможностями. А возможностей тех у него скоро прибавится — я обещал барону изрядное пожертвование, как только будет учреждён Международный олимпийский комитет. Да, на международном статусе олимпийского комитета настоял, понятное дело, тоже я, но и Фриц никаких возражений против такой постановки вопроса не имел.

М-да, становлюсь потихоньку благотворителем… А куда деваться? Сказано же в Писании, что кому много дано, с того много и спросится, [2] а мне дано ох как немало… И раз уж мне так повезло со второй моей жизнью именно в этом мире, не приложить хоть каких-то усилий к тому, чтобы сделать этот мир лучше, было бы с моей стороны просто свинством. Вот и прилагаю, да. Вроде бы даже что-то получается…

…Как бы там ни было со всеми моими делами, никуда не исчез клубок загадок в нашем с Шаболдиным деле. Да, розыскные дела по проникновению ко мне вора и по пропаже неведомо куда Ефросинии Крюковой были официально закрыты — первое по примирению, второе по установлению местонахождения девицы и выхода её замуж, но как-то ни у меня, ни у Бориса Григорьевича не возникло желания смириться с нашими неудачами, а вот желание тот самый клубок распутать, напротив, у обоих только укрепилось. Я, было дело, поинтересовался у пристава, не принесёт ли ему такое внеслужебное усердие сложностей с начальством, но он с хитрой усмешкой поведал, что начальство само вовсе не в восторге от того, что тайные у них верное дело из-под носа увели, а потому самовольного усердия одного старшего губного пристава старательно не замечает. С одной стороны, оно, конечно, и неплохо, но с другой, самого Шаболдина, если что, выставить крайним у его начальников не