Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, Маша, ты мне прямо какой-то клад предлагаешь, – улыбнулся Гуров. – Осталось только пойти и выкопать. Думаешь, это твое доисторическое чудо поможет мне найти того, кто мне нужен?
– Слушай, Лева, если бы я не была уверена, я бы тебе и не звонила, – обиженным голосом заявила Мария. – Давай я ему сейчас позвоню и поговорю с ним, когда он сможет с тобой встретиться. Он меня уважает и наверняка отзовется на мою просьбу.
– Уважает, говоришь… – задумчиво пробормотал Гуров.
– Понимаешь, Авенир Исаевич приверженец старой русской театральной школы и так же, как и я, не терпит всех этих современных новшеств, которые развращают вкус современного зрителя. На этой почве мы с ним очень даже ладим. Поэтому…
– Ну, чем черт не шутит – звони своему Кацману, – решился Гуров. – На безрыбье и Кацман сгодится…
– Не Кацман, а Карцман, – поправила Льва Ивановича жена. – Ты там смотри, не назови неправильно его фамилию! Или, не дай тебе бог, неправильно назвать его имя и отчество! Он дедуля хоть и не вредный, но весьма щепетильный и обидчивый. А уж если обидится, то все – это надолго. Зануда, одним словом. Но умная зануда, прямо как ты, – уколола жена и отключила связь.
– Хм, – озадаченно проговорил Лев Иванович. – Станислав, я что же, и вправду зануда? – спросил он у входящего в кабинет Крячко.
Тот резко остановился, не доходя до своего стола, и с подозрением посмотрел на Гурова: мол, что еще за вопросы такие странные ты, Лев Иванович, мне задаешь и к чему они с утра пораньше? Но потом Крячко сообразил и ответил:
– А, понял! Это ты сейчас, наверно, с Машей разговаривал! Кроме нее, тебя вот так напрямую занудой никто не назовет. Не рискнет! Вообще-то ты, Лев Иванович, по моему мнению, не зануда, но очень уж ехидный иногда бываешь! И неизвестно еще, что хуже. Впрочем, прими это мое невольное признание за мой тебе комплимент.
– Опера обидеть может всякий, – усмехнулся Гуров. – Потому что душа у него еще нежнее, чем у художника. Жена говорит, что я занудный, лучший друг – что ехидный. А ведь на самом-то деле я просто честный и неподкупный, аккуратный и деловой. Вот так вот!
– Лев Иванович, ты чего это сегодня озаботился вдруг тем, кто и что о тебе думает? – поинтересовался Станислав. – Помнится, раньше тебя это интересовало не особенно.
– Да вот, Маша нашла нам с тобой антиквариатный раритет в виде одного старичка по фамилии Карцман и говорит, что он единственный во всем мире, кто нам реально поможет найти наших артистов-аферистов, – ушел от прямого ответа Гуров, прошагал к своему месту и сел, сложив на столе руки в замок. – Дедушка, по словам Марии, обладает даром театрального критика и к тому же знает все и про всех в театральных кругах столицы и близлежащих городков.
– Так ведь это же здорово! – Крячко одобрительно хлопнул в ладоши и потер от удовольствия руки. – Хочешь, чтобы я к нему съездил?
– Я и сам с ним побеседую, – ответил Гуров. – Вот как только Маша с ним договорится о встрече, так и поеду. У тебя есть что-то новое?
– Да пока все по-старому – ничего нового, – махнул рукой Крячко. – Заехал в пару частных киностудий, в Останкино побывал. На одной киностудии меня вообще охранник не хотел впускать. У них там вход по специальным пропускам. Только когда я ему удостоверение показал – тогда и пропустил, да и то не сразу. Говорит – что с того, что ты полицейский полковник, ты мне пропуск покажи! Ну, пришлось объяснить ему популярно… Но главного, то есть директора, я все равно не застал, он в отпуске, на пляжах Египта загорает. А его заместитель работников киностудии толком и не знает – новенький еще на этой творческой кухне, только недавно на эту работу взяли. Я ему оставил все данные, он обещал подсуетиться и поспрашивать у старожилов, кто и что знает. На втором объекте также пусто. А в Останкино такая куча сотрудников обретается, что они и маму родную там потеряют – не найдут, не то чтобы знать кого-то из многочисленного персонала в лицо. Но тоже обещали посодействовать. Вот только когда результат будет – никто так толком и не сказал.
– Ладно, Станислав, отсутствие результата – тоже результат. Пока что будем надеяться на этого девяностолетнего театрального старца Карцмана и на его феноменальную память. А там посмотрим, что к чему.
– Сколько, говоришь, ему лет? – вытаращился на друга Крячко. – Девяносто? Силен Карцман, силен, – Станислав уважительно и недоуменно покачал головой. – Нам с тобой, Лев Иванович, до таких лет с нашей работой точно не дожить! Может, нам тоже в театральные критики податься? Пока не поздно? Как думаешь, поможет это дни жизни нашей скорбной до такого срока дотянуть?
– Может, и поможет. Только вот как с головушкой быть? Не факт, что в таком преклонном возрасте мы ясный ум сохраним, – рассмеялся Гуров. – А раз нет четких гарантий – нет смысла и профессию менять. Так что придется нам с тобой до самой нашей старости аферистов и убийц ловить. Ну а потом, как Бог даст.
У Гурова зазвонил телефон.
– Лева, я договорилась с Авениром Исаевичем, и он тебя ждет сегодня в любое удобное для тебя время, но только до восьми ноль-ноль вечера, – протараторила в трубку Мария. – Он человек пожилой и спать укладывается рано. Зато и встает еще затемно.
– Все-то ты про него знаешь, – усмехнулся Гуров.
– Он ужасно разговорчивый старик, – хихикнула Маша. – Главное для тебя в беседе с ним – это дать ему выговориться и направить его речевой поток в нужное тебе русло.
– Разберемся, не первый день на санках катаемся, – наставительно ответил супруге Лев Иванович. – Говори, куда подъехать, и я прямо