Вспыхнул контрольный индикатор системы гиперсвязи. Сигнал дублировался писком зуммера. Гракх шагнул к рамке, наливающейся перламутровым свечением. Машинально сунул большие пальцы рук под ремень, разглаживая и загоняя за спину несуществующие складки мундира, и лишь потом ткнул в сенсор приема, устанавливая контакт.

Он ощущал себя виноватым. Такое случалось с Гракхом крайне редко; тем омерзительнее было чувство вины. Да, дуэль случилась вне территории училища. Да, в увольнении. Никто не мог предвидеть… И все равно виноват начальник. Так заведено в армии. Гракх давно усвоил: если твой легион одержал победу — победили солдаты. Это их заслуга. Если легион потерпел поражение — побили тебя, легата Гракха. Это твоя вина. Теперь, когда в училище произошло ЧП…

— Дисциплинар-легат Гракх?

— Генеральный инспектор Катилина?

Именно так. Без всяких «добрый день» или «здравия желаю». Из рамки на Гракха смотрел его ровесник в строгом темно-сером костюме, при галстуке. Седина успела лишь слегка тронуть виски генерального инспектора. Узкое, костистое лицо, тонкие губы, льдистый взгляд из-под густых, сросшихся на переносице бровей. Мамерк Эмилий Катилина выглядел поджарым и подтянутым, чтоб не сказать, подобравшимся, как хищник перед прыжком. Человек, привыкший отдавать приказы и выполнять приказы. В этом они с Гракхом были схожи.

— Каково состояние моего сына?

Голос инспектора звучал ровно и невыразительно. Гракх чувствовал, каких усилий это стоит Мамерку Эмилию.

— Доктор Туллий утверждает, что непосредственной опасности для жизни вашего сына нет. Потребуется курс пси-реабилитации, в том числе медикаментозной. Доктор надеется, что в итоге здоровье вашего сына полностью восстановится.

— Полностью?

Катилина-отец позволил себе приподнять левую бровь.

— Так говорит врач. Я не медик, могу лишь передать его слова. Надеюсь, доктор Туллий прав. Но даже при самом благоприятном исходе… К сожалению, ваш сын не сможет продолжить учебу и дальнейшую службу в корпусе либурнариев или в иных строевых частях. Я искренне сожалею, господин инспектор. Это моя вина.

Приставку «генеральный» Гракх опустил для краткости.

— Мы оба знаем, чья это вина, господин легат. По уставу вы отвечаете за вверенных вам курсантов. Но настоящий виновник — не вы.

«Руку даю на отсечение: он служил в армии», — уверился Гракх. Приставку «дисциплинар» Катилина-старший тоже опустил: для краткости или с намеком. Дисциплинка у вас, господин легат…

— Вы говорите о курсанте Тумидусе?

— Ровно наполовину. Мой сын виновен не меньше.

Уважаю, подумал Гракх. Сведи нас судьба при иных обстоятельствах…

— Но пострадал в итоге ваш сын, а не курсант Тумидус.

— Окажись клеймо Гнея сильнее, в лазарете лежал бы его противник. А моего сына ждал бы трибунал. Я верно понимаю ситуацию?

— Да, господин инспектор.

— Позвольте один приватный вопрос, господин легат. Вы успели сообщить об этом… инциденте своему начальству?

Гракх не обязан был отвечать. Это его, Гракха, дело. Пусть не личное — дело училища, дело вооруженных сил Помпилии, — но никак не отца пострадавшего, кем бы оный отец ни являлся. Но Гракх по-прежнему терзался виной. Муки усугубляла неожиданная симпатия к человеку по ту сторону гиперрамки. В конце концов, это ведь не военная тайна?

— Нет, господин инспектор. Я еще никому не успел сообщить.

— В таком случае у меня к вам убедительная просьба. Оформите все так, будто никакой дуэли не было.

— Простите, не понял?

— Думаю, вы тоже не заинтересованы в огласке. Дуэль на клеймах — серьезное ЧП. Вас и других офицеров училища ждут крупные неприятности. А если курсант угодил в лазарет не в результате дуэли, а в результате, скажем, шокового потрясения, случившегося в увольнении… Вам ясна моя мысль?

— Кажется, да…

«Не хочет выносить сор из избы. Из-за сына. Если делу дадут официальный ход — будет разбирательство, трибунал, приговор… В курсе дела по долгу службы окажутся десятки людей. Кто-нибудь проболтается, пойдут слухи. За них ухватятся репортеры. О шакалы! — им только дай ниточку! В итоге — скандал, позор. „Отпрыск знатной семьи едва не был заклеймен на дуэли! Лишь благодаря великодушию его противника он не стал рабом! В данный момент Катилина-младший непригоден к армейской службе, проходит курс реабилитации. Неизвестно, восстановится ли когда-нибудь его психическое здоровье…“ Как с этим жить?! Смотреть в глаза соотечественникам? Отец, мать, дед-губернатор…»

— Хорошо. — Генеральный инспектор кивнул. — Я вижу, вы разумный человек. Кто знает о реальных подробностях случившегося?

— Я. Практически все офицеры. Врач.

— Кто еще?

— Оба… мм… дуэлянта. Их секунданты. Кажется, все.

— Секунданты из курсантов?

— Да.

— Они не проболтаются?

— Я отправил их на «губу». Они ни с кем не успели переговорить после возвращения. Уверен, моего внушения будет достаточно.

— Офицеры? Врач?

— Вы сами сказали: ЧП не в наших интересах. Они будут молчать.

Гракх умел быстро принимать решения.

— Очень хорошо. Поговорите с ними. В первую очередь с врачом. Сейчас к вам летит моя жена. Она заберет Гнея на Квинтилис. Пусть к ее прибытию подготовят два заключения: настоящее и… гм… официальное. Диагноз, симптомы и рекомендации одни и те же, подлинные. Причины пусть будут разные. Со своей стороны я позабочусь, чтобы официальное заключение было принято в инстанциях без лишних вопросов. У моего отца достаточно влияния для этого. Мы договорились?

— Остается одна проблема.

— Какая именно?

— Курсант Тумидус. Если дуэли не было, он не сможет понести заслуженное наказание. А он должен быть наказан!

— Вы правы. У вас есть решение?

— Максимум, что я могу сделать, не предавая дело огласке, — исключить курсанта Тумидуса из училища. Скажем, за злостное нарушение дисциплины.

— Меня это вполне устроит. Я не сторонник излишне жестких мер. Тем более, как я уже говорил, мой сын разделяет вину с курсантом Тумидусом.

«Если бы не позор для сына, ты говорил бы сейчас по-другому», — подумал дисциплинар-легат. Уважение к генеральному инспектору подтаяло, но менять принятые решения и идти на попятную Гракх не привык. Пожалуй, так лучше для всех. Альтернатива — сломать жизнь двум парням и огрести в придачу кучу неприятностей. Тут Катилина прав на все сто.

— Надеюсь, вы объясните курсанту Тумидусу, что к нему было проявлено снисхождение. Помалкивать о том, что произошло, в его же интересах.

— Разумеется, объясню.

— Он поймет?

— Я найду самые убедительные объяснения.