– Нет, Женечка, ты просто не понимаешь… Это нормальные интеллигентные люди, в высшей степени интеллигентные. И парни эти, братья мои, вполне крепко стоят на ногах. Думаю, такая хрень им даже в голову не пришла. Знаешь, я, как мне кажется, разбираюсь в людях, чувствую их, иной раз очень болезненно чувствую любое недоброжелательство. А там – ничего такого нет!

– Господи, неужели так бывает? – тяжело вздохнула Женя, у нее много лет шла война с родным братом, который пытался отнять у сестры домик под Гатчиной, по завещанию родителей разделенный пополам.

– Бывает, Женечка, бывает! – ликовала Яся.

– Рада за тебя! Ну, а что твой Верещагин?

– Звонит. Пишет.

И в этот момент он позвонил.

– Солнышко, ты где шляешься? Я приехал, а тебя дома нет!

– Ты где?

– Околачиваюсь возле твоего дома.

– Ой, я сейчас поймаю машину, я так соскучилась!

– Давай! Жду тебя в сквере!

– Верещагин прискакал?

– Прискакал! Прости, Женечка…

– Прощаю, так и быть!

Господи, неужели бывает столько счастья? Неужели я сейчас увижу его, обниму, прижмусь, вдохну его запах?

Как назло машина все время попадала в пробки. Яся уже вся извелась. Но вот, наконец, и сквер.

Верещагин с кучей каких-то пакетов сидел на лавочке. Она незаметно подобралась к нему сзади и закрыла глаза руками.

– Счастье мое! – задохнулся он. – Только я давно тебя засек и понял, что ты хочешь сделать… И мне почему-то это было ужасно приятно. Я дурак, да?

Она села с ним рядом и ткнулась головой ему в плечо.

– Привет, Верещагин!

– Погоди, дай-ка я на тебя посмотрю! Выглядишь чудесно. Все у тебя хорошо, моя маленькая?

– Лучше и быть не может! И еще ты приехал. Вообще полная лебедянь!

– Лебедянь? – безмерно удивился он. Она ему про это не рассказывала. – Почему Лебедянь?

Пришлось рассказать. У него сердце зашлось от жалости.

– А чего мы тут сидим? Имей в виду, я снял номер в «Европейской»…

– Господи, зачем?

– А захотелось! Я намерен провести с тобой эту ночь на нормальной хорошей кровати. Я уже старенький, у меня косточки болят после той акробатики, которой приходится заниматься в твоей келье!

– Дааа? – рассмеялась Яся. – Ты старенький? Косточки болят? Тогда спи один, и никакой акробатики!

– Сейчас тебе! Просто акробатика на широкой кровати куда приятнее! Только и всего!

Его зеленые глаза в пушистых ресницах светились таким молодым светом, он был так хорош сейчас, что Ясе стало страшно. Она на мгновение закрыла глаза и перевела дыхание.

– Ты чего, Яська, любимая?

– Ничего, Верещагин, все в порядке! Идем!

Едва они вошли в квартиру, как он сказал:

– Вот, взгляни, что я тебе привез из Испании!

– Что тут?

– Смотри сама!

– Ой, веер! Какой красивый! А это что, гребень? До чего эффектный… Я даже не знаю, как его носить. А это? Ох, мантилья, да? Ты решил сделать из меня Кармен? О, я знаю, как я ее приспособлю… Верещагин, ты намерен пригласить меня на ужин в «Европейской»?

– Безусловно!

– Я сейчас!

Она достала из узенького гардероба черное платье без рукавов, украшенное роскошным цветком собственного изготовления, и скрылась в ванной. Через несколько минут оттуда вышла совершенно другая, поистине великолепная женщина в черном платье с большим декольте, полуприкрытым испанским кружевом. Золотисто-рыжеватые кудрявые волосы были изящно заколоты испанским гребнем. Только он был вколот не сверху, а сбоку, что сразу исключало попытку «закоса под Кармен». Верещагин ахнул.

– Яська, это ты? Нет, это другая женщина… Как красиво, как тебе идет!

– Ну что, не стыдно с такой пойти?

Он вскочил, схватил ее в объятия.

– Я просто схожу с ума!

– Верещагин, уймись! Тут все на живую нитку!

– Живая нитка намертво тебя ко мне пришила, или вернее, меня к тебе! Значит, я угодил тебе своим подарком?

– Не то слово!

– А я решил, что купил какую-то чепуху… И, чтобы реабилитироваться, купил еще и это!

Он протягивал ей коробочку с часами.

– Это что? Цацки? – вдруг огорчилась она.

– Нет, часы!

– Часы? Это здорово! Ух ты, красивые какие! Надеюсь, не золотые?

– Именно золотые! А это разве плохо?

– Я… Верещагин, ну зачем?

– Что зачем? – недоумевал он.

– Зачем было покупать золотые?

– Прости, но я не понимаю…

– Пожалуйста, я прошу тебя, впредь, если ты захочешь мне что-то подарить, не надо золота, бриллиантов… Я не хочу!

– Почему?

– Я боюсь!

– Чего ты боишься?

– Боюсь, что ты… откупаешься от меня, платишь мне…

– Боже мой, какая же ты дуреха! – рассмеялся он. – Я просто… просто в часах я разбираюсь очень хорошо, а в украшениях совсем не разбираюсь. Вот и решил подарить тебе хорошие и, на мой взгляд, красивые часы, только и всего! И потом, ты же постоянно носишь золотые сережки, и тут нужны часы желтого металла, насколько я понимаю.

Она заплакала. Он испугался.

– Ну, чего ты ревешь?

– Я от счастья… Ты такой… такой как надо… Не нувориш… Ты не стал мне говорить, что твоя женщина должна носить золото… и еще всякую такую чепуху.

– Значит, будешь носить часы?

– Буду. Надень мне их! Я не понимаю, тут какой-то сложный браслет…

– Когда я их покупал, то думал, как я хочу надеть на тебя эти часики и снять все остальное.

– Верещагин, перестань! – вдруг покраснела она. – А почему ты меня не спрашиваешь про отца?

– Собирался спросить, когда чуток успокоюсь. Когда сядем друг против друга…

– А!

– А ты подумала, что я забыл, чудачка?

– Ну мало ли… Хотя я понимаю, о таком надо говорить в спокойной обстановке. А тогда скажи мне, как там Наташа?

– Какая? Завьялова, что ли?

– Ну да. Она мне очень нравится.

– Ты ей, кстати, тоже. Она всегда о тебе спрашивает. А как твой хирург?

– Я не знаю. Он уехал и не подает о себе вестей.

– Слава богу!

– А ты ревнуешь?

– Да! Ревную! Я тебя ко всему свету ревную!

– А я тебя только к твоей жене!