Центурионы резко встали, отдали честь и вышли из палатки. Все, кроме Макрона, который дождался, пока не останется наедине с другом.

— Ну-ну. А я-то все думал, что сталось с этим вонючим куском дерьма.

— Теперь знаешь. Его повысили в звании. Хорошая награда за дурные дела, похоже, становится доброй традицией.

Макрон улыбнулся каламбуру. Потом глянул в сторону входа.

— Я смотрю, ты не стал им говорить о слитках, — тихо сказал он.

— Пока нет. Мне только не хватало, чтобы среди рядовых пошли слухи насчет этого серебра. Они должны сосредоточиться на бое и не отвлекаться на сокровища. Будем молчать об этом столько, сколько потребуется.

— Да, командир.

— Привет.

Они мгновенно обернулись и увидели, что в палатку вошел человек. В простой тунике, без пояса. Примерно того же возраста, что Катон, с высоким лбом и светлыми волосами. Мужчина неуверенно улыбнулся.

— Мне сказали доложиться новому префекту.

— Это я, — ответил Катон. — Префект Квинт Лициний Катон. А ты?

Пришедший хотел было ответить, но уставился на Катона, слегка открыв рот, будто слова застряли у него в горле.

Катон уже достаточно устал и не был настроен слушать всякую чушь.

— Яйца Юпитера! Что с тобой? Просто назови свое имя, чтоб тебя.

— Мое имя? Я… я…

Пришедший нервно сглотнул, его кадык ходил ходуном. Затем он заставил себя стать по стойке «смирно» и ответить настолько четко, насколько он мог.

— Трибун Авл Валерий Крист, назначен во вторую когорту, явился по твоему приказанию, командир.

Катон почувствовал, как ему сдавило грудь, будто его ребра обвило железной полосой. Он с безразличным выражением лица смотрел на человека, который был любовником его жены. На мгновение он позволил себе усомниться. Может же быть, что есть два человека с совершенно одинаковым именем. Но беспокойное поведение пришедшего выдавало его. Он лишь мгновение смог смотреть в глаза Катону и тут же отвел взгляд, его пальцы нервно дергались, и он убрал руки за спину, стараясь стоять прямо, с развернутыми плечами.

Макрона удивила такая реакция пришедшего, и он попытался поглядеть в глаза Катону. Но тот смотрел на трибуна неотрывно.

— Трибун Крист… — начал Катон настолько спокойно, насколько мог. Его сердце колотилось, ярость, которая накатывала на него волнами с тех пор, как он узнал об измене Юлии, захлестнула его будто шторм. Его одолевало мучительное желание выхватить меч и порубить трибуна на куски. Но долгие годы службы приучили его хранить внешнее спокойствие и справляться с эмоциями, бушующими внутри. Прокашлявшись, чтобы собраться с силами, он заговорил снова:

— Трибун Крист, ты выглядишь обеспокоенным. Что с тобой?

Крист прикусил нижнюю губу, пытаясь справиться с шоком и страхом.

— Я, это, командир, я не ожидал, что когорте назначат нового командира, да, командир. Вот и все.

— Не совсем, — сказал Катон, медленно подходя к трибуну и останавливаясь на расстоянии в длину меча от него. Снова оглядел трибуна. Тот забеспокоился еще сильнее. Насладившись его мучениями, Катон снова заговорил: — Мне доложили, что тебя не было в лагере, когда я прибыл, чтобы принять командование. Почему так случилось?

— Я был в Тарраконе, командир.

— По какому именно делу?

— Покупал художественные принадлежности, командир. На форуме.

— Художественные принадлежности? — переспросил Макрон, наклоняясь вперед и опираясь на стол волосатыми руками. — На кой черт, можно спросить?

Крист поглядел на центуриона, но ничего не сказал по поводу того, что его допрашивает младший по званию.

— До того как стать трибуном, я занимался искусствами. У меня всегда была привязанность к такого рода делам, но я не мог выручить за это достаточно денег, чтобы прожить прилично. Мой отец дружил с другом одного из советников императора, и тот слегка дернул за ниточки, чтобы мне дали место трибуна при штабе. Это дало мне возможность жить самостоятельно. Но я не бросил свои занятия. До тех пор пока когорту не отправили в Тарракон.

Макрон изумленно поглядел на него и медленно покачал головой.

— Вот только этого нам не хватало, отправляясь в бой…

Крист снова выпрямился.

— Я тренировался вместе с когортой.

— Возможно, но когда мы отправляемся на бой с Искербелом и его бунтовщиками, мне было бы спокойнее знать, что сражающийся рядом со мной думает не о том, как написать портрет врага, а о том, как ему меч в брюхо воткнуть.

— Я не художник. Я же сказал, я предметы изготавливаю.

— Предметы?

Крист слегка дернулся.

— Экипажи на самом деле. Это моя страсть. Я составляю схемы и изобретаю новые.

— Экипажи… держите меня.

Макрон раздраженно фыркнул.

— Командир, думаю, нам лучше оставить его в Тарраконе, когда мы выступим. Нам от него ни черта толка не будет.

Столь вежливое предложение наконец заставило трибуна среагировать.

— Секундочку, центурион. Я трибун, и ты будешь обращаться ко мне с уважением, подобающим в разговоре со старшим по званию.

— Я буду уважать тех старших по званию, командир, которые заслужат мое уважение. Остальным я буду лишь подчиняться.

Макрон снова повернулся к Катону.

— Командир, так что ты с ним намереваешься делать?

Катон едва слушал этот обмен любезностями. Сейчас он пытался понять, как же Юлия смогла воспылать чувствами к столь посредственному человеку, который ныне стоял перед ним. Потом он заметил, что трибун стоит с приоткрытым ртом, когда не разговаривает, будто немного слабоумный. Как же Юлия могла полюбить этого мужчину? Как она оказалась готова променять Катона на этого дурачка? Иногда она говорила, что она не ровня Катону в плане интеллекта и что она ему не нужна. Катон всегда возражал, говоря, что это неправда, хотя иногда и сам так думал. Возможно, Юлия со временем решила, что ей нужен мужчина, который больше будет в ней нуждаться, чем она в нем…

Осознав смысл сказанного Макроном, Катон покачал головой.

— Он отправляется с нами. Нам нужен каждый, кто умеет держать в руках оружие. Даже творческие личности. Раз ты у нас адепт стилоса и таблички, трибун Крист, то возглавишь штаб. Все будут докладывать тебе, а ты будешь докладывать мне. Запасы провизии, потери личного состава, все, что в это входит. Это понятно?

Крист поглядел на Катона, расчетливо, будто пытаясь понять, знает ли его новый командир о его интрижке с его женой. Катон встретил этот взгляд с равнодушным выражением лица, и трибун первым отвел глаза.