— Ты можешь остаться? Всего на минуту, обещаю. Я просто хочу принести тебе эту вещь, и тогда ты, возможно, поймешь, что я изменился.

Она, не задумываясь, кивнула:

— Клянусь, я не уйду, пока ты не вернешься, Грант.

— Пожалуйста, не уходи. Для меня это важно.

— Я дала слово. — Фелисити выпрямила спину. — А я всегда слово держу. Я думала, уж кто-кто, а ты это должен знать.

Грант кивнул. Он знал это и до недавнего времени был о себе такого же мнения. До недавнего времени… До тех пор, как поставил свои эгоистические желания, свои потребности выше чести.

— Я быстро.

Он вышел в коридор и поспешил к своей комнате.

Оставшись одна, Фелисити окинула взглядом знакомую обстановку. Да, эта семья — сумасшедшие, чуждые условностей Синклеры — сделала ее по-настоящему счастливой, но тут же ей причинили такую боль и такие страдания, каких она не знала в своей жизни.

Нет, для ее же собственного блага нужно оставить их и начать новую жизнь. Другого выхода у нее не было. Слезы снова начали жечь глаза Фелисити. Но нет, она не заплачет. Нельзя, чтобы Грант вернулся и застал ее в слезах, бессильно низвергающейся в темные глубины слабости. Нужно было чем-то себя занять.

Взгляд Фелисити заметался по комнате, как бабочка, в надежде приземлиться на какие-нибудь счастливые воспоминания, которые смогли бы отвлечь ее от растущего в душе уныния.

Первым воспоминанием стал день, когда Присцилла провалилась в шифоньер и потом лежала, хохоча, на груде одежды. Губы Фелисити дрогнули и почти сложились в улыбку. Потом ей вспомнилась волшебная ночь, когда Грант так нежно ласкал ее. Никогда она не была такой счастливой, как в ту ночь. Тогда она словно впервые начала жить по-настоящему.

Закрыв глаза, она представила, как кончики его пальцев прикасались к ней, гладили кожу. Она вспомнила, как ей хотелось, чтобы пальцы эти прошлись по всему ее телу, и как потом ей хотелось сильнее чего бы то ни было ощутить это прикосновение еще раз. Когда его твердое тело прижимало ее к матрацу, она испытывала ни с чем не сравнимый восторг. Он разбудил в ней чувства, о существовании которых она даже не догадывалась. Жгучие желания, неведомые прежде и в то же время такие знакомые, как будто они были в ней с самого начала, но она почему-то забыла о них.

А потом ей представился его жар, проникающий толчками в ее сокровенные глубины, заставляющий ее тело трепетать и сжиматься, чтобы после наполнить высшим наслаждением.

Она вспомнила, как кровь бросилась к ее щекам и как она не могла перевести дух, пока Грант не заключил ее в объятия и их не наполнило общее на двоих тепло единения.

Фелисити припомнила, как вскоре после того с радостью открыла свое сердце Гранту, с распростертыми объятиями принимая его в свою жизнь. Ей казалось тогда, что тот миг был началом вечности.

Падение было болезненным. Фелисити вздохнула. Какой же дурой она была! Теперь-то она поняла, что им с Грантом просто не было на роду написано жить вместе.

— Фелисити?

Она открыла глаза и быстро смахнула слезы с ресниц. Грант стоял перед ней с гордой улыбкой на устах. Левую руку он держал за спиной, а правую протягивал к ней.

Щеки ее порозовели.

— Извини, Грант. Я не услышала, как ты вернулся.

— Ничего. Дай руку, пожалуйста.

Пальцы Фелисити дрожали, но она сделала, как он просил, и теперь смотрела на него, не зная, чего ожидать. Грант за руку поднял ее с кровати. Он медленно повернул кисть Фелисити ладонью вверх и всмотрелся в ее глаза, потом вывел из-за спины руку и вложил в ее ладонь что-то теплое. Улыбнувшись, Грант убрал свою руку, открывая подношение.

На ладони поблескивала горка жемчужин.

— Это же… ожерелье моей бабушки.

Слова ее прозвучали чуть громче шепота. Нижняя губа задрожала, когда он взял ожерелье и расправил у нее перед глазами. Слезы, которые она поборола ранее, теперь покатились горячими капельками по щекам.

— Грант, но как же ты…

— Да, пришлось потрудиться, но я все же нашел его. Я же обещал. — Грант осторожно положил руку ей на плечо. — Я знаю, как ты любила это ожерелье. Но ты пожертвовала им ради моего спасения.

— Нет, Грант, здесь ты ошибаешься. — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Я любила человека, от которого его получила, — мою бабушку, — и воспоминания, которые оно в себе хранит. — Она вытерла слезы и снова посмотрела на ожерелье.

Грант, набрав в грудь побольше воздуха, сказал:

— Да, я знаю. Этот урок я усвоил, хотя, боюсь, слишком поздно. Побрякушки и деньги ничего не значат. Любовь — вот истинное сокровище.

Вздох сорвался с уст Фелисити, и она сказала:

— Да, это так.

То, что она услышала, показалось ей невероятным. Грант наконец понял!

По лицу снова заструились слезы. Слезы счастья.

— Смотри, что ты наделал! Опять заставил меня плакать. — Соленая слезинка скатилась на губы, когда она улыбнулась. — Спасибо, что нашел мое ожерелье.

— Позволишь?

Грант, не дожидаясь ответа, взял ожерелье, зашел ей за спину, опустил через голову нить жемчуга ей на шею.

Она провела пальцами по легшим на ткань плаща жемчужинам.

— А теперь, когда я уеду, это ожерелье будет напоминать и о тебе.

Она повернулась к нему лицом.

Не давая ей времени опомниться, он заключил ее в объятия.

— Фелисити, я люблю тебя. — Еще никогда она не видела у него такого напряженного взгляда. — Верь мне. Я люблю тебя. Я все это время вел себя как дурак и невежа… Такими титулами меня наградила Присцилла, и она права. Я даже не могу представить, какими словами можешь называть меня ты, но я заслуживаю каждое из них за то, как с тобой обошелся.

— Грант, я не могу…

— Прости меня, Фелисити. Я, желая получить все, забыл, чего мне на самом деле хотелось… Что мне действительно нужно, так это твоя любовь.

Я был слеп и думал, что самым главным было вернуть наследство и расплатиться с долгами. Но теперь я знаю, что ошибался. — Он притянул ее ближе, его губы приблизились к ее рту, и теплое дыхание Фелисити коснулось его лица. — Но помни, пожалуйста, и храни это в своем сердце: я никогда не переставал любить тебя… И никогда не перестану.

Именно этих слов Фелисити ждала от него. Ей захотелось сказать ему, что она тоже его любит, что ей не нужно ничего другого, только бы быть всегда рядом с ним… Но она понимала, что не может этого сказать. Слишком поздно. Будущее с Грантом было несбыточной мечтой, не более. И так было всегда. Жаль, что она не поняла этого сразу, но больше она не будет себя обманывать.

Фелисити уперлась руками в мускулистую грудь Гранта.

— Нет, нет!