– Интересно, – произнес Паррс. – А мог бы Зажим подмешать дряни в «восьмерку»? Или продать грязный товар?

Я не сказал Паррсу, что Зажим первым пострадал от бракованного товара.

– Карвер назвал его нервным. Зажим якобы вышел из игры. У меня такое впечатление, что Зажим, как и все остальные, чего-то боится.

– Расскажи о доме.

– В нем никто долго не задерживается. Там многолюдные вечеринки. Гости там и ночуют. Я тоже однажды провел там ночь. Молодняк устраивается спать прямо на полу.

– Что за молодняк?

– Белые парни, из семей среднего класса. Студенты, может чуть постарше. Средний возраст – немного за двадцать. Все больше творческие личности. Называют себя креативщиками.

– В доме два выхода?

Я ошеломленно посмотрел на него:

– Будет облава?

Он не шевельнулся.

– На следующей вечеринке.

– Этими тусовками Франшиза прикрывает свою основную деятельность. В доме могут находиться сто, а то и двести подвыпивших юнцов.

– Ясно.

– Они могут пострадать.

– Уэйтс, для тебя приказ – понятие расплывчатое. А я подчиняюсь приказам. В данном случае – очень разумным и своевременным. Карвер совсем распоясался, причем уже давно. Дилер, сбывающий наркоту, которой травятся дети, должен понимать, что за ним обязательно придут. Все просто.

– Так отправляйтесь к нему с ордером на обыск.

– Пробовали. Этот говнюк загодя вычистил дом сверху донизу.

Это я предупредил Карвера.

– Итак, сколько выходов?

– По-моему, два. Парадная дверь и садовая веранда. Застекленная, с двойным стеклопакетом. Когда вышибут дверь, поднимется паника. Дайте людям уйти через сад и перехватывайте их у ограды.

– Ладно, подумаем.

– Еще что-нибудь?

– Слышал про нападения на такси?

– Так, разговоры в пабах. Нападения или нападение?

– Судя по всему, уже не важно, арестуют Карвера или нет. Борьбу за власть он, похоже, проиграл. На одно такси напали в пятницу вечером, на другое – в воскресенье. В полицию не сообщали, но есть свидетели. В каждом случае машину таранили грузовиком на пути в Фэйрвью. Затем пассажир грузовика подбегал к такси и отбирал наличные у девушки-курьера.

– Кто был в такси? Курьеры пострадали?

Паррс взглянул на меня.

– Отделались ссадинами и синяками.

Я надеялся, что Кэтрин там не было. Чувствовал себя распоследним негодяем, потому что целую неделю не выходил из дому.

– Деньги Франшизы. Карверу это сильно не понравится…

– Да там было не так уж и много. В «Гардиан» напечатали интервью с матерью одного из погибших на Сикамор-уэй. Теперь на «восьмерке» можно поставить крест.

– Хорошо, что мысль донесли.

– Да, вбили последний гвоздь в крышку гроба. – Заметив, что меня заинтересовала тема, Паррс поспешил ее закрыть: – На этом все.

Я поднялся, чувствуя странную легкость во всем теле. Паррс, не вставая из-за стола, коротко кивнул. Мне почему-то захотелось рассказать ему все, но я решительно открыл дверь. Тут он меня окликнул:

– Погоди, Уэйтс.

Я обернулся.

И снова эта акулья улыбочка.

– Мы кое-что забыли.

Я шагнул в кабинет, закрыл дверь и приготовился к худшему.

– Телефон Изабель, – сказал он.

Зейн знает.

– Взгляни-ка.

Зейн знает.

Я кивнул. Кровь стучала в ушах. Паррс выдвинул ящик стола. Вздохнул, закрыл его и открыл другой. Порылся в нем, потом тоже закрыл.

Он знает.

Человек, который наизусть помнит мои рапорты, не мог забыть, в каком ящике стола лежит важная улика. Паррс специально нагнетал напряжение. В конце концов он достал из ящика прозрачный пластиковый пакет с большим ярко-розовым мобильником.

– Этот?

Нет. Я впервые видел этот телефон.

– Да, сэр.

Он ничего не сказал.

– Кажется, этот.

Он хмыкнул, не сводя с меня взгляда.

– Странно. Его не включали с тех пор, как Изабель сбежала из дому. Зачем ей таскать его с собой?

– Он был у нее в сумочке, – заявил я.

– Спасибо, – с улыбкой сказал Паррс.

Я никак не мог понять, что за игру вел Паррс. Он знал или, по крайней мере, подозревал, что в сумочке Изабель не было розового мобильника. Я петлял по городу, на случай, если за мной следят. Нашел таксофон. Пролистал сообщения на своем мобильном, открыл полученное от Изабель. С телефона, пропавшего из ее квартиры. Так и не найденного полицией.

Оглядевшись по сторонам, я сунул монетку в щель телефонного аппарата и набрал номер. На третьем гудке вызов отклонили. И отправили на автоответчик.

Кто-то отреагировал на звонок.

Я вспомнил голосовое сообщение, оставленное на пропавшем телефоне за сутки до смерти Изабель.

Безупречный оксбриджский акцент.

«Изабель, возьми трубку. Я знаю, ты не желаешь меня слушать…»

Суперинтендант Паррс отыскал старый мобильник Изабель по номеру, который сообщил ее отец. Откуда у Дэвида Росситера номер второго телефона, купленного Изабель после побега из дома? Почему Росситер не известил об этом полицию? Кто похитил мобильник из квартиры?

День клонился к вечеру, но было еще светло. Я шел куда глаза глядят, пытаясь затеряться на улицах, стать бродягой, одним из тех, по которым скользят невидящие взгляды прохожих. Город чуть оттаял в слабом, бледно-сером свете догорающего дня. По улицам, будто кровь по венам, струились потоки машин.

Хотелось раствориться в этой белесой пелене. Увидеть, как искажается мое отражение в стекле бутылок за стойкой бара. Тот же ежевечерний порыв сквозил на лицах прохожих, невидимым лассо затягивал их в ближайшие пабы.

До «Рубика» я добрался в ранних сумерках. Долго стоял у входа, не решаясь войти. Что-то неуловимо изменилось. Наверное, я стал другим.

Я сделал заказ и занял любимую кабинку Кэтрин, в уголке. Нам надо было поговорить, а «Рубик» был единственным местом, куда Зейн Карвер не заглядывал. Наверное, после Сикамор-уэй он вел себя так же, как я. Залег на дно и придумывал убедительные объяснения. Я почти каждый день заходил в «Рубик», но никто пока не объявлялся.

Атмосфера бара изменилась. Вызывающее поведение не пресекали, а, наоборот, поощряли, чего раньше не бывало. Посетители открыто употребляли наркотики, изображали секс на танцполе, швырялись бутылками и стаканами. Лезли на стены непонятно от чего: то ли от ломки, то ли от употребления чего-то непривычного.