Дальнейшее сложно объяснить… Пробежать мне оставалось немного, всего несколько метров, но эти метры превратились в километры. Ворота замаячили вдали едва заметной точкой, а вокруг меня была колышущаяся тьма. В ней гасли звуки – я не слышала ни своих шагов, ни дыхания, это было все равно что двигаться во сне. Или, может, в невесомости. Дыхания не хватало, я все бежала и бежала, пока не очутилась там же, откуда и начала свой бег: возле ящика с куклами.

Бежала я или топталась на месте? Не знаю…

Но я попробовала снова. Пробовала трижды! Однако мне так и не удалось отойти от ящика ни на сантиметр. Более того, сами ворота и калитка в какой-то момент пропали, исчезли без следа.

Их не было (как нет и сейчас, когда я смотрю в окно!), осталась лишь глухая кирпичная стена, которой я велела окружить дом, чтобы скрыться с воскресшим мужем от любопытных соседских глаз. Причем стена эта стала выше, поэтому я словно бы упала на дно колодца… Только представьте себе, я очутилась в каменном мешке, сижу тут уже несколько дней (или месяцев?), и мне не выбраться, не вырваться.

Я сдалась – сдалась полностью. После неудачного поджога и попытки к бегству поняла окончательно и бесповоротно, что битва проиграна.

Без сил побрела к дому и заперлась там в смешной попытке укрыться от своих преследователей. Конечно же, ничего не вышло: и ящик, и куклы оказались внутри, не успела я доковылять до спальни. Черная магия, против которой бессильны и вера, и молитвы, теперь обращена на меня.

Пишу эти строки спустя, вроде бы, пять дней после неудачного поджога. Или прошло больше времени? Все так перепуталось, а в последнее время стало еще запутанней.

Раньше куклы были только в моем доме, а после поджога поселились в моей голове, в моем сознании. Теперь кукла – я сама.

Они шепчут что-то, и, хотя слов не разобрать, это мешает сосредоточиться. Я забываю людей и события, в памяти то и дело образуются черные провалы; забываю поесть, похудела так, что вся одежда висит мешком. Подумать только, не так уж давно я мечтала сбросить вес! Правильно говорят: бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться.

Иногда я обнаруживаю себя там, куда не собиралась идти, делающей что, чего делать не хотела. Их власть велика, но, как оказалось, пока еще не безгранична.

Выяснила я это случайно. Когда куклам скучно, они играют со мной, и недавно они чуть не заставили меня съесть кусок хлеба, в котором были иголки. Лишь в последний момент я обнаружили иглы и выплюнула, но весь рот был изранен.

Плача и причитая, я вдруг поняла, что не слышу их. Голоса в моей голове смолкли. Боль заглушила их! Если боль в ноге, которая немного утихла, стала привычной, не помогала справиться с ними, то новые страдания – вполне!

Осознав это, я поняла, что еще могу бороться, и решила сделать то единственное, на что оставались силы: рассказать обо всем.

Я пишу это письмо с перерывами. Дверь моя заперта, а под рукой – нож, которым я кромсаю свою плоть, как только чувствую, что куклы прорываются в мое сознание. Делать это приходится все чаще и чаще, то ли потому, что они становятся сильнее, то ли потому, что слабею я.

Но труд мой уже завершен: я подошла к событиям сегодняшнего дня, и сказать мне более нечего. У этой истории не будет финала, точнее, не будет на бумаге. Тот, кто читает эти строки, уже знает его, а вот я, автор, – нет.

Сейчас вечер, я собираюсь поставить точку и засунуть письмо в игрушечную дорожную сумку.

Доверю хранить его одной из своих любимиц, кукле по имени Вера, которую подарил мне Петя. Доверю веру Вере.

Своих куколок я не боюсь, это ведь не те звери, что бродят по дому, а всего лишь милые игрушки, которые так долго меня радовали.

Тишина в доме, тишина в голове… Нет, кажется, дверь хлопнула. Или снова чудится? Все, прощаюсь. Пора спрятать письмо».

Что со всем этим делать? Илья никак не мог решить, как поступить. Сведений было много, но они отрывочны, разобраться во всем не получалось.

– Итак, что мы имеем? Миша подарил матери куклу. Мать поправилась. Томочка… Нет, Томочка с этим не связана. Или все же связана? – Илья ходил из угла в угол и говорил сам с собой. – Хорошо, оставим это пока. Марта Иосифовна привезла из Америки кукол и погибла. Куклы пропали. История жуткая, но какое отношение она имеет к той кукле, что оказалась у матери? Если предположить, что это одна из тех трех, то где остальные две? И, главное, как кукла попала к Мише?

На этом месте Илья забуксовал окончательно. Миша не был знаком с Мартой, он ее никогда не видел, не знал, кто она. Информации не хватало, разрозненные факты не желали складываться в одну картинку.

«Или они никогда и не были связаны, вот пазлы и не сходятся», – резонно заметил внутренний голос. Могло ли быть, что история с куклой матери – это одно, а магические куклы из Луизианы – совсем другое? Могло, конечно.

Выход напрашивался один: необходимо спросить у Миши, где он взял куклу Габриэлу. Он говорил, что купил ее, но у кого? Надо найти продавца и все о нем узнать.

Илья собрался поехать к Мише прямо сейчас, невзирая на недавнюю ссору: все равно нужно мириться, так лучше раньше, чем позже. Свалиться к Мише с Лелей на голову без звонка было не слишком удобно, и Илья взялся за сотовый.

– Здорово, Илюха, – немедленно отозвался Миша. – Ты меня прости, наболтал всякого сдуру. Мир?

Вот такой он, Миша. За эту его открытость и прямоту Илья особенно ценил друга.

– И ты меня прости. Разнервничался, как барышня.

– Приезжай к нам, – предложил Михаил. – Ты, небось, на работе еще?

– Как раз и хотел напроситься.

Илья убрал письмо Марты Иосифовны в сумку и вскоре уже шел по коридору к выходу из здания. Пока ехал, обдумывал, что сказать Мише, как завести разговор. Обычно ему не нужно было планировать их с Мишей беседы, стараться подбирать формулировки, но тут все же был иной случай. Илье хотелось выглядеть максимально здравым, собранным, чтобы Миша проникся серьезностью момента, а не списал все на его состояние из-за потери Томочки.

Миша и Леля жили в Мишиной квартире, и Илье было немного непривычно, что холостяцкая берлога превратилась в семейное гнездышко. Пока стоял и ждал, что ему откроют, некстати вспомнил о поездке на Лебединое озеро, когда он сделал предложение Томочке. Как счастлива она была в тот день, сколько планов они строили…

– Привет. – Миша посторонился, пропуская Илью. – Чувствуешь запах? Леля сегодня курицу пожарила. Мы, на твое счастье, еще не садились есть, не успели ее слопать, так что мой руки и пошли ужинать.

Курица оказалась вкусная, хотя чуточку пригорела. Миша утверждал, что любит именно такую, немного пережаренную, и Илья горячо поддерживал его. Леля выглядела утомленной, и ее беспокойство о качестве мяса показалось Илье немного преувеличенным, словно она делала вид, будто ее тревожит, пригорело блюдо или нет, а на самом деле ей плевать.