— Отрывай уже, — со смешком вздыхает Тиран.

Я кусаю щеку изнутри и делаю, как он говорит.

Пробегаюсь взором по тексту раз.

Повторяю действие дважды, трижды. Буквы складываются в слова, слова — в предложения. Их немного, но осознать смысл кажется для меня чем-то непостижимым.

Просто-напросто я отказываюсь верить в то, что вижу.

— Нет, — шепчу, в конце концов. Поднимаю ошеломленные глаза к лицу Тирана. — Нет, этого не может быть... Здесь сказано, — как идиотка показываю ему, что написано на белом плотном листке, хотя, конечно же, он ознакомлен с содержимым извещения, — что я восстановлена в консерватории.

— Так и есть, — он отзывается совершенно спокойно. — В январе, к началу семестра, ты вернешься туда и продолжишь обучение.

— Не могу поверить, — заворожено шепчу. — Это... Это шутка?!

Тиран сощуривается, а затем вскидывает одну бровь. Он словно о чем-то задумался. Его рот приоткрывается, но он будто не позволяет себе сказать то, что хочет. Или я себе все придумала, не знаю.

— Юля тебе не рассказывала?

Я опять опускаю глаза на заветную папку. Не могу оторваться от нее. Боже мой, боже мой!

— О чем? — отвечаю на автомате.

Тиран отворачивается к панорамному окну. Он вздыхает, или мне так кажется. И почему-то долго молчит. Хоть бы слово сказал! За стеклом Москву поглощает ночь. Я почему-то замечаю, как много «уберовских» такси, под мостом Багратионом они проезжают один за другим. Сигналят постоянно и другие автомобили. Гул клаксонов сливается в голове воедино. Я на мгновение отключаюсь, но затем

Архипов, наконец, поворачивается обратно ко мне.

— Юлька любит всяких новомодных и начинающих артистов слушать, находить. И где она вас только откапывает, — теперь он смеется.

По-настоящему смеется! Тиран ли это?

— Она... не знаю... год назад где-то флешку подкинула мне в машину. Настаивала, чтобы я послушал. — Пауза. — Я послушал.

Сердце совершило несколько кульбитов сразу. У меня вспотели ладони.

— Это была твоя мелодия, Доминика, — сообщает Тиран, — которую ты сыграла в ту ночь. Мне никогда не нравилось то, что подсовывала сестра, но твоя мелодия... Ты талантлива, Ника, я серьезно. Тебе необходимо развиваться. И это не просьба.

Я смаргиваю теплую слезу. Тут же тянусь рукой к лицу и тыльной стороной ладони убираю с пылающей щеки соленую влагу.

Эмоции обуревают, и мне крайне трудно подобрать слова, чтобы выразить то, как я признательна.

Чувство небывалого счастья захлестывает меня с головой, и я держусь изо всех сил, чтобы не броситься Тирану на шею, стиснуть великана в объятиях и бесконечно повторять: «Спасибо!».

— Извини, — бормочу с нервными короткими смешками. Трясу головой, призывая себя сконцентрироваться. Сердце колотится с сумасшедшей быстротой и так громко, что его удары отдаются барабанной дробью в ушах. — Все это неожиданно...

Я шмыгаю носом, опуская ресницы.

— Не знаю, чем заслужила твою поддержку.

— Доминика...

Я взволнована, поэтому говорю первое, что приходит в голову:

— Я безумно благодарна тебе за все, Тиран, за все. Честное слово! Я твоя должница на всю жизнь.

— Ничего ты мне не должна.

— Я даже не понимаю, почему?.. — смотрю на него, сглатываю. И, глядя на Архипова, осознаю, что внутри копится еще больше сомнений, растерянности: действительно, почему? — Тиран, просто... скажи... я реально в смятении... Никто никогда не помогал мне безвозмездно!

— Доминика...

— Тиран!..

— Помолчи, — усмехается он и явно устало закатывает глаза.

Я послушно закрываю рот.

— Да, конечно, говори. Прости, больше не перебью.

— Это мне следует извиниться.

Я смотрю на него с недоумением.

Тиран плавно приближается ко мне и незатейливо подхватывает указательным пальцем тонкую прядку.

— Я совершил ошибку.

— Какую?

— Отверг. Себя. От тебя.

Уперев ладони ему в грудь, пытаюсь вывернуться. Его так много в моем пространстве. Мне становится душно.

— Тиран, послушай...

Да что говорить. Нужно разворачиваться и уходить. Серьезно, снова проходить через то, что я прошла месяц назад, не хочу!

— Нам нужно отдохнуть. Обоим. Поэтому я пойду, ладно?

— Еще чего, — слышу самоуверенную усмешку сверху.

Пытаюсь поднять взгляд выше выбритого твердого подбородка, но владелец пентхауса прижимает меня слишком близко к своей груди.

— Не пожалеешь, если уйдешь сейчас?

Я в жутком недоумении. Мозг отказывается работать. Я не могу ни о чем думать, кроме как о руках Тирана, медленно сползающих все ниже и ниже.

— Пожалуйста, послушай...

— Помолчи, — закрывает он мне рот во второй раз за последние десять минут, но теперь делает это поцелуем.

Его жесткие губы касаются моих, и я правда тут же затыкаюсь.

Как же приятно, когда он целует меня. Ну неужели я смогу устоять?

— Ммхм, Тира-ан... — мозг плавится в кисельную субстанцию неразборчивых мыслей. Потребности обнуляются до низменной — первобытной и порочной.

Я вплетаю свои пальцы в шелковистые волосы оттенка воронового крыла, роняя папку. Кажется, я собиралась о чем-то спросить Тирана, но вместо того углубляю наш поцелуй, забывая обо всем мирском.

Наши языки кружатся в неистовом танце, пока в один момент Архипов не отрывает меня от пола. Подхватывает за ягодицы, и я скрещиваю лодыжки на его крепкой пояснице. Ощущаю напряженное подергивание натянутых, как канаты, косых мышц живота, и невольно трусь о внушительную выпуклость.

— Ника, — шипит, утыкается носом мне в шею, впиваясь пальцами в мои бедра, — как порядочный мужчина, после такого я обязан затащить тебя в свою постель.

Я приглушенно хихикаю, нежно дотрагиваясь до его щеки.

— А я — выйти за тебя замуж, — отшучиваюсь и неожиданно натыкаюсь на его серьезный взгляд.

— Договорились.

— Ч-что?

— Одним вопросом меньше.

Не отпуская меня, Тиран поворачивает к лестнице, взбирается по ступеням и направляется прямиком в хозяйскую спальню.

Красиво здесь. Зелено. Мы, как рассказывает Архипов-старший, находимся в бывшем имении графов Шереметьевых. Чудное место. До Вешняков пришлось ехать долго, но оно того стоило. Усадьба ну просто великолепна! А наш семейный пикник такой уютный, несмотря на то, что мы не единственные, кто решил провести в «Кусково» летний субботний день.